Утопленный

В школе с первого класса Анжеле нравился мальчик Роман. До восьмого класса она была неприметной, большинство девочек считались красивее её. Мать развелась с отцом – ей пришлось много работать, чтобы прокормиться, ведь своего угла не было, и они вечно скитались по съёмным квартирам. И мать как-то упустила дочь. Часто у маленькой Анжелы были невымытые волосы, не очень новая одежда, подержанная из секонд-хенда. Да и на мордашку Ангел была гадким утёнком, лишь большущие салатовые глаза выделяли её и говорили, что в принципе, она девочка неплохая, второй сорт не такой уж и брак. Естественно, этот мальчик Ромка не обращал на неё внимания и Анжелике приходилось самой его осаждать, влюблять в себя.

Она долгое время не любила смотреться в зеркало. В конце седьмого класса после ванной Анжелика стояла с небольшой гадливостью и даже презрением на собственное отображение, расчёсывала густые длинные рыжие пряди. Её до белого каления бесили на носу веснушки, хоть и редкие. Часто она хотела их стереть и тёрла махровым полотенцем до посинения, пока нестерпимая боль не останавливала. После такой процедуры лицо под глазами опухало раскрасневшимся мешком и долго не проходило. Потом появлялись синяки, Анжела пропускала школу, и мама часто думала, что дочку кто-то избил. Одноклассники также думали, что её кто-то обидел.

Анжелика с надеждой в глазах косилась на Романа, полагала, он обратит хоть малейшим сочувствующим взглядом, но она для него была – нулём. От глубокого отчаяния Анжела не могла сдержать слёзы – блёклые бусинки сами накатывались на глаза и, закрывшись носовым платком, она поспешно убегала в туалет: видно, маленькие были синяки. И однажды в ванной, перед зеркалом Анжела обозвала мысленно любимого мальчика всеми возможными бранными словами, произнесла, что всё равно для тебя, дурак, всё делаю, взяла стеклянный стакан из-под зубных щёток и сначала легонько, а потом всё сильнее набила под глазами такие шишки и синяки, перешедшие на виски, что к вечеру до невозможности разболелась голова, поднялась температура до сорока одного градуса. Пришлось срочно вызывать неотложку, везти в больницу. На замызганной кровати в темноте и в одиночестве ей стало совсем плохо, у неё начался бред, и на два дня она ушла в кому.

Тогда – возбудили уголовное дело, ведь всем она сказала, что её хотел изнасиловать мужик двадцати пяти лет из соседнего дома. Он бежал за ней от кинотеатра через всю улицу, нагнал в парке, наверное, нарочно туда загонял и хотел, чтобы она согласилась по собственной воле. Она отказала ему и тогда он сильно её избил. А что ей оставалось делать, ведь не могла же она сказать, что набила морду себе сама, чтобы привлечь положение до безрассудности нравившегося ей мальчика. Ромка тогда вообще презирать её станет, на одной галактике даже в сортире не засядет, не то, что хоть взглядом не одарит. Мать того двадцатипятилетнего мужика приходила к ней, падала на колени, чтобы простила сына. Мама Анжелы тогда была дома, она так накричала на женщину, так раздухарилась, что схватила на кухне нож и замахнулась на несчастную, перед тем как вытолкнуть за дверь.

Что с тем двадцатипятилетним мужчиной стало – Ангел не знала, её оградили от всего этого кошмара, ведь у неё после комы начались видения. Конечно, никакие призраки к ней не приходили, и живые мёртвые к ней не являлись, ей просто хотелось напустить на всех жути, и лишь только для одного гада, чтобы Ромка хоть какое-то внимание ей подарил.

Анжела смотрелась в зеркало, уныло улыбнулась, показала себе язык и, вытянув к зеркалу руку, показала фак, полотенце с неё свалилось. Она застыдилась и машинально прикрыла рукой подросшие за последний год груди, нагнулась, чтобы поднять утиральник, взгляд приковался к собственному нагому телу, и она застыла. Пару минут Ангел стояла в такой позе, более внимательно изучала себя. Боже, боже, а не прекрасна ли она? Да, да, там в зазеркалье, ведь она просто… – нет, нет, не просто – она безмерно хороша. Она – божественный шедевр! Чёрт вас всех подери, она бесконечно, безгранично, беспредельно – потрясающая! Медленно Анжела приблизилась к зеркалу, так что глаза – безумно красивые глаза! – свелись смешно в кучу. И даже в этом «смешно» светилась ненаглядная красота: и в этих веснушках, и в этих густых ненавистных ей огненных волосах, и в этих слегка оттопыренных ушках с дешёвыми пластмассовыми клипсами. Она провела пальцем по мелким золотым пятнышкам на носу, осознавая, что они не отталкивают, а даже наоборот – притягивают. Она одарила себя улыбкой – наконец-то она одарила себя счастливой улыбкой. И вовсе она не гадкий утёнок. Она – великолепна! Бесподобна!