Более того, Гофер подчеркивал, что, приобретая виллу с садом, действовал по всем правилам «нормальной, честной коммерции», и приводил свои «доказательства». По его словам, назначение гауляйтером состоялось в мае 1938 года, но в Инсбруке ему с семьей не предоставили никакого жилья, поэтому сначала он снимал номер в гостинице «Мария-Терезия», которая находилась между кафе «У Шиндлеров» и универсальным магазином «Бауэр и Шварц». Сидя в архивах, я думала о том, что свои официальные обязанности Гофер уходил исполнять из здания, вклинившегося между двумя заведениями, принадлежавшими евреям. Его, наверное, это страшно раздражало.
Гофер вспоминал, что на поиски жилья отрядил жену, мать и доктора Ульма. Как раз в это время берлинское Министерство внутренних дел предложило ему разместиться в старом императорском дворце, который тот счел «слишком помпезным». Меня насторожило лицемерие Гофера. Я заподозрила, что правда была гораздо проще: он положил глаз на виллу после экскурсии, которую устроил ему простодушный Курт. Он упорно придерживался другой версии, будто, когда они осматривали другую виллу, принадлежавшую Капферерам, Ульм из окна показал им виллу Шиндлеров и заявил, что она свободна.
Мало того, Гофер заявлял, будто узнал от Ульма, что виллу приобрел банк, а значит, он, Гофер, может ее арендовать, для чего поручил Ульму заключить с банком соответствующий договор. Гофер вспоминал, что срок договора составлял десять месяцев, а помесячная оплата – 300 рейхсмарок и что о покупке виллы он начал думать лишь в следующем году.
Из папок с документами на виллу Шиндлеров я узнала очень многое о «продаже» виллы и сада, в том числе и о противоречиях, претензиях и контрпретензиях; не меньше мне стало известно от самого Гофера и из документов банка Sparkasse – а они очень отличаются от того, что рассказывал гауляйтер. В июле 1938 года единственный факт был совершенно ясен. Дед и отец лишились своего дома. И это была уже не первая их потеря.
Уоппинг, Лондон, 2019 год
В Инсбрукском земельном архиве я заказала копии всех папок, относившихся к кафе «У Шиндлеров». В Лондон пришел тяжелый картонный ящик. Я удивлена, как их, оказывается, много. Начинаю возиться с ними, и вскоре одна загадка разрешается.
После смерти отца последние четыре чашки из кафе встали на полку в моем кабинете. Сначала они просто собирали пыль, и я почти не замечала их, пока не начала заниматься работой над этой книгой. Когда же я приступила к ней, то впервые за свою взрослую жизнь сняла их с полки и внимательно рассмотрела. Еще ребенком я знала, что они имеют какую-то особую ценность, но ими пользовались каждый день, не обращали на них особого внимания и уж точно не рассматривали.
Теперь же, глядя взрослым взглядом на оставшиеся чашки, я с удивлением заметила на двух из них букву S и надпись Konditorei Café Schindler (кондитерская-кафе «У Шиндлеров»), а на двух других – букву H и надпись Konditorei Café Hiebl («кондитерская-кафе Гебля»). Шрифт очень похож, но название-то другое. И как я этого раньше не замечала?
Ответ обнаруживается в ящике с бумагами из Инсбрука. Теперь я могу отследить историю Франца Гебля – человека, выбранного гауляйтером Гофером для управления кафе «У Шиндлеров», который, превращаясь и трансформируясь подобно Гудини, чудом сумел пережить все политические режимы.
Франц Гебль родился в Инсбруке 1 мая 1911 года у родителей, державших Zum Saggen, традиционный тирольский кабачок, изнутри обшитый деревянными панелями, где подавали кофе, чай, вино, пиво и простую еду. Если верить автобиографии, которую он 29 октября 1942 года написал в тюремной камере в целях самозащиты, мать и отец, из-за инфляции лишившиеся всего нажитого, начали все сначала, сдавая внаем гостиницы. Гебль решил последовать их примеру.
Окончив школу, он два года учился в торговом училище (Handelsschule) Инсбрука и, получив диплом с отличием – по крайней мере, так он написал, – отправился в Париж, чтобы набраться опыта за границей. Его сестра работала секретарем в гостинице, и с ее работодателем он договорился о двухмесячной практике.
Из Парижа он перебрался в Лондон и полгода проработал там семейным учителем. Ненадолго он вернулся в Инсбрук, откуда двинулся в Гамбург и устроился там сначала официантом, а потом поступил на небольшую должность на торговое судно «Эберштейн», совершавшее рейсы между Гамбургом и США. Однако, через год дослужившись до должности старшего стюарда, он списался с судна, не увидев для себя никаких перспектив.