Вот все, что осталось от моего семейства Шиндлер. По судебным бумагам, представленным в Реституционную комиссию после войны, получается, что с июля 1938 года у Гуго была виза в Британию. Конечно, уехать он никак не мог, потому что не только сидел в тюрьме, но и вел переговоры и разбирательства относительно всех незаконченных дел, связанных с компанией и активами Шиндлеров.
В одной книге я обнаружила репродукцию списка еврейских коммерческих активов в Инсбруке, составленного гестапо по состоянию на 8 сентября 1938 года. Название каждого бизнеса написано в левой колонке, его участь – в правой: ликвидация или арианизация. В списке бизнесы Шиндлеров появляются трижды. Указано, что кафе уже перепродано Францу Геблю. О других двух – производстве крепких спиртных напитков и варенья, а также цехах на Кармелитергассе – записано, что их продажа была согласована, но еще не состоялась. Производство шнапса отошло некоему Эрвину Егеру, а цеха на Кармелитергассе – некоему Францу Бруггеру.
Более того, позднее я установила, что именно этот незавершенный бизнес снова рассорил моего деда с режимом и гауляйтером. Гофер спешил выразить свою благодарность фюреру, всячески ускоряя арианизацию еврейского бизнеса, чтобы, если получится, сделать свой район (гау) первым в стране, из которого в эмиграцию выехали все евреи. Нацисты объявили 19 сентября последним сроком подачи заявления о выдаче паспорта.
Гуго не был к этому готов. Виллы и кафе больше не было, но остальная империя Шиндлеров пока еще существовала. Произошедшее описал хорошо известный в Инсбруке бизнесмен по имени Рудольф Брюлль, чья мебельная фабрика тоже фигурирует в этом списке. 21 сентября, через тринадцать дней после его составления, Брюлля вместе с Гуго арестовали в половине седьмого утра в ходе полицейского рейда, запихнули в машины и доставили в штаб-квартиру гестапо.
Там их заставили встать навытяжку, лицом к стене, а гестаповцы ходили вдоль строя, выкрикивая оскорбления и нанося удары, так что один 78-летний человек упал в обморок. Оберштурмфюрер СС Вернер Хиллигес, глава инсбрукского гестапо, сообщил им, что они должны срочно покинуть Инсбрук; более того, он выдвинул ультиматум: весь бизнес, что у них еще остался, они должны продать лицам, чьи фамилии были написаны на листах бумаги, розданных им председателем местной комиссии по арианизации Германом Дукснойером; в противном случае им грозил концентрационный лагерь.
Вот так и получилось, что винокурня Шиндлеров, расположенная по адресу Андреас-Гофер-штрассе, 13, перешла в руки Егера. Гуго, беспокоясь об участи своих сотрудников, вставил в договор пункт, обязавший Егера сохранить рабочие места за теми, кто работал у Шиндлеров; тот согласился, но с оговоркой, что это будут арийцы.
Обнаружив, что у Гуго была не одна, а целых две стычки с гестапо, вплоть до привода в полицейский участок и тюремного заключения, я подумала, что к «хрустальной ночи» его успели, что называется, взять на карандаш. По мнению местных нацистов, ему уже давно пора было сматывать удочки – впрочем, как и всем еще остававшимся в городе евреям. В газете Innsbrucker Nachrichten в репортаже о «хрустальной ночи» писали, что необходимо юридически решить «злободневную проблему этих нежеланных гостей» (das brennende Problem dieser unerwünschten Gäste). Репортер искренне радовался тому, что гау скоро наконец освободится от «еврейского бремени».
Та же газета поместила статью о Гуго и кафе «У Шиндлеров», озаглавленную «Миф о достойном еврее»; в ней говорилось, что евреи, вроде бы цивилизованные и с хорошей репутацией, такие как мой дед, и есть самая главная опасность. За какие-то восемь месяцев Гуго из состоятельного, коренного тирольца, уважаемого бизнесмена местного масштаба сделался парией.
И вот 19 сентября 1938 года появилось официальное распоряжение: в течение четырнадцати дней евреям, еще остававшимся в гау, предписывалось собрать личные вещи и отбыть в Вену. Я обнаружила Гуго первым в коротком списке евреев, еще не подавших заявления на выезд, которые, однако, все равно должны были уехать в Вену, под покровительство тамошней еврейской общины. Туда Гуго отправился только через два месяца.
Инсбрук, 14 ноября 1938 года
Через четверо суток после «хрустальной ночи» Гуго выписывается из санатория, где доктор Биндль вылечил его раны, но вот раскачиваться и долечиваться как следует ему уже некогда. Гауляйтер Гофер делает все, чтобы окончательно очистить Тироль от евреев, и даже София, вполне здраво мыслящая в свой восемьдесят один год, прекрасно понимает, что в Инсбруке сейчас нечего ловить. «Хрустальная ночь» убедила многих австрийских евреев, что оставаться в рейхе им теперь никак нельзя. Не все, правда, располагают средствами, связями и бумагами, необходимыми, чтобы покинуть страну.