Утраченное кафе «У Шиндлеров»

Я стою в очереди, подавая заявление на первый в своей жизни австрийский паспорт, и размышляю о своих предках и о том, что они почувствовали бы, узнав, что я стремлюсь завязать более тесные отношения со страной, из которой им пришлось бежать.

Сегодня я здесь не одна. Молодой ортодоксальный еврей в длинном черном лапсердаке негромко разговаривает с чиновником за стеклянной стеной и терпеливо объясняет, почему у него так мало документов, которые должны прилагаться к заявлению. Он слегка покачивается на каблуках, и это придает всей процедуре некоторый религиозный оттенок; возможно, именно этого он и добивается.

Когда он оборачивается, мы понимающе улыбаемся друг другу. И он, и я знаем, что когда-то в Вене наши предки стояли в очереди за въездными визами в Англию. И вот теперь английские евреи австрийского происхождения подают заявления на получение австрийских паспортов; два поколения назад – да что там, даже одно – такое было просто немыслимо. Это пейзаж после брексита, в котором одна лишь мысль, что границу могут закрыть, вызвала всеобщую панику и воскресила память о предках. Да, Австрия вместе с большей частью Европы несет свою долю ответственности за появление крайне правых экстремистов, и все же к этой стране в центре континента мы оба имеем самое непосредственное отношение.

Выбор – это роскошь наших дней. Когда в 1938–1939 годах поток двигался в противоположном направлении, многие и не думали о том, что выбор возможен: у людей не было ресурсов и связей, существовал страх разделения семьи, оказывалось неудобным расписание, просто не повезло, страны с большим скрипом выдавали визы и предоставляли убежище.

Бабушка Эдит часто хвалилась мне, что спасла семью, и имела для этого основания: поселившись в Лондоне в феврале 1938 года, она создала возможность для выезда и бросила якорь в чужой стране, а это позволило ей вытащить из Австрии Гуго и Курта. Линцским Кафкам помогло, что в Страсбурге проживал их участливый зять. Блохов спасло, что через Эдуарда у них была прямая связь с Гитлером, защищавшая и его самого, и его семью. Перед теми, у кого никакой помощи не было, вставали непреодолимые препятствия.

Когда в ноябре 1938 года Гуго с Софией получили приказ переехать в Вену, Дубски остались в городе. Обоим семействам это наверняка было тяжело. Для арийки Луизы Дубски непосредственной опасности не было, в отличие от мужа и свекра, евреев, но об их перемещении не могло быть и речи: девяностооднолетний Леопольд был слишком стар и дряхл, а Эгон лечился в психиатрической клинике. Моей прабабушке Софии было, наверное, особенно больно оставлять своего старшего брата и Тироль, где прошла вся ее взрослая жизнь, тем более что она не рассчитывала увидеть их снова.

А кроме того, Дубски погрязли в перипетиях вокруг своего бизнеса и в битве с гауляйтером Гофером из-за арианизации. 10 сентября нацистский режим назначил доктора Эгона Брожека временным управляющим (kommissarische Verwalter) с целью арианизации всех движимых и недвижимых активов Эгона. Как и всем деловым людям, понесшим в «хрустальную ночь» убытки, Дубски предстояло выплатить «штраф» в размере 18 000 рейхсмарок, а из управления по арианизации сообщили, что все их кредиторы не собираются ничего им платить.

К 12 декабря временная должность Брожека стала постоянной, так как его назначили попечителем (Treuhänder) всех активов Эгона. Через два дня Луиза отозвала свое заявление о разводе. Я воспринимаю это как отважный акт сопротивления: Луиза не оставила забот о престарелом свекре и ясно дала понять, что будет очень рада возвращению Эгона из больницы. После пятимесячного лечения в психиатрической клинике Эгон, еще не совсем здоровый, был отправлен в санаторий в Галле, совсем рядом с Инсбруком. Подозреваю, что и Луиза, и Эгон сочли это самым безопасным для него.

Казалось, Бертольди и Дубски умудрились переиграть Гофера и обойти его контроль; но разъяренный гауляйтер не сдавался. Теперь он пробовал аннулировать два контракта, по которым обе половины бизнеса отходили Луизе. Инсбрукские и венские юристы Гофера взялись за работу. Согласно документам, которые я нашла в земельном архиве, дело началось именно тогда, когда Луиза подала в управление регистрации прав собственности на землю и недвижимое имущество заявление о вступлении в законное владение.

Гофер хотел, чтобы все эти передачи были признаны утратившими законную силу, а значит, ей волей-неволей пришлось бы обратиться за разрешением в управление по передаче активов; юристы Гофера давили очень сильно, и в этом учреждении ей точно бы ответили отказом. Стоило доказать недействительность разрешения, и обе половины бизнеса вернулись бы обратно к Эгону. Значит, он снова становился еврейским и появлялось законное основание передать его кому-либо из фаворитов Гофера.