Утраченное Просвещение: Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана

Основы этого последнего всплеска творческой жизни в Герате были заложены ранее, когда брат Улугбека основал библиотеку и собрал книжных иллюстраторов и других художников. Общее процветание обеспечило расцвет ремесел и промышленного производства во многих областях. Прибытие в Герат и Самарканд лучших мастеров и ремесленников с Ближнего Востока, из Центральной Азии и Индии предопределило, что товары будут соответствовать высочайшим мировым стандартам[1397]. Что более важно, щедрое распределение удельных земель между представителями знати и слугами правителя привело к появлению покровителей с практически неограниченными богатствами[1398]. Верные древним традициям Хорасана, они тратили большую часть денег на поддержание культуры и науки.

Никто не раскрыл этот последний творческий всплеск в Центральной Азии полнее, чем Низамаддин Мир Алишер (1441–1501), известный как Навои. Он поднял родной чагатайский язык до уровня персидского, традиционного языка поэзии, и тем самым открыл путь для трудов на тюркском языке, которые распространились из Герата до Босфора и Индии. Навои не был потомком Тамерлана, но в среде представителей тимуридской знати он считался своим. В течение нескольких поколений его предки вложили много труда, чтобы получить влияние и деньги, благодаря чему Алишер занимал положение человека, с мнением которого нужно считаться, не говоря уже о его финансовом положении[1399]. Поскольку отец Алишера был наместником провинции при Тимуридах, сам султан усыновил юношу, когда тот осиротел, и позаботился о его образовании, которое Навои получал вместе с юным Хусейном Байкарой, будущим правителем. Алишер затем продолжил образование в Машхаде, Герате и Самарканде, в то время как будущий султан провел 10 лет сначала как свободный от забот человек, а затем в качестве правителя Мерва[1400]. Но их дружба продолжалась, и когда Хусейн пришел к власти, он назначил Навои хранителем печати, а затем эмиром и правителем Герата в отсутствие султана. Таким образом, Хусейн Байкара поднял своего друга до статуса второго или третьего человека в государстве.

Навои использовал свои личные ресурсы для постройки и финансирования медресе в Герате и других местах[1401], покровительствовал музыке, искусству и особенно живописи. Благодаря поддержке Навои качество и популярность изобразительного искусства росли. Многие художники при Навои достигли высокого уровня мастерства, и почетное место среди них занимает легендарный Камолиддин Бехзад (1450–1537), чьи иллюстрации, жанровые сценки и портреты высокопоставленных лиц переопределили стандарты живописи во всем мусульманском мире. Несомненно, он также создавал фрески и другие крупные работы, но они не сохранились. Бехзад и его современники в Самарканде и в персидском городе Ширазе достигли в своих работах большей естественности, чем какой-либо художник до них в мусульманском мире. К тому же они больше, чем кто-либо другой, обращали внимание на личность, которую изображали. В то же время их насыщенные деталями полотна организованы очень ритмично и поражают яркостью красок. Однако они не обращались к вопросу перспективы, возможно, из-за того, что были слишком заняты орнаментом[1402].

Навои щедро тратил как казенные, так и личные средства, став величайшим покровителем архитектуры в Герате, которого когда-либо знал этот город. Только в столице он построил соборную мечеть, медресе, зал встреч для суфийского братства, госпиталь и общественные бани[1403]. Будущий завоеватель Индии и основатель династии Великих Моголов Бабур (1483–1530) провел 40 счастливых дней гостем в этом городе и был поражен удобством и богатством светских и религиозных учреждений, большинство из которых были построены под покровительством Навои[1404]. Вне столицы Навои построил множество караван-сараев и мечетей, а также монументальную гробницу для поэта Аттара в Нишапуре, сохранившуюся по сей день. Эти и десятки других проектов практически опустошили казну султана, и он отослал Навои на год на Каспийское море в качестве наместника провинции, но затем вернул обратно в круг приближенных, уже как визиря.

К 1480-м годам столкновения противоборствующих сил при дворе и действия младших потомков Тамерлана в провинциях все больше ослабляли государство. К концу века султан Хусейн Байкара стал выпивать и сильно подорвал здоровье. Но к тому времени состарился и его визирь, и когда эти двое встретились в последний раз в 1501 году, оба были на носилках и едва могли говорить.