Литература в трех империях также многим была обязана потомкам Тамерлана в Центральной Азии[1418]
. Бабур был настолько вдохновлен работами Навои, что использовал чагатайский в своих мемуарах – это были первые мемуары, написанные на тюркском языке. Турецкие султаны собрали и переиздали многие стихи Навои и Джами. Джами обрел читателей и подражателей по всей Индии. Работы более ранних центральноазиатских поэтов, особенно Анвари, также широко распространились в трех империях благодаря многочисленным спискам[1419]. Новые династии по образцу Тимуридов вели делопроизводство на персидском языке, а это значительно расширило географические рамки персоязычной культуры Хорасана и бывшей державы Ильханидов.Ни в одной из трех империй, однако, не возникло сильной и современной школы философии или науки. Конечно, персидские философы развили направление, недавно получившее название «Исфаханская школа». Она произвела много интересных работ, которые лишь недавно привлекли внимание ученых. Но и вопросы, которые они задавали, и ответы на них были не из современного им мира, а из давно ушедшей эпохи Просвещения в Центральной Азии[1420]
. Отсутствовали системный поток новых идей, который развивался на Западе в XVI–XVII веках, и тщательная работа по их включению в научную парадигму. Иными словами, старый стиль философствования не исчез совсем, но пришел к застою.Выше отмечалось, что все три империи в итоге освоили необходимые технологии литья из бронзы и создания современного вооружения. Их интерес к новым технологиям простирался на многие области, но глубоко не проникал. Так, турецкий султан Баязид II запросил у Леонардо да Винчи технически смелый проект моста через бухту Золотой Рог в Константинополе, но в итоге отказался от строительства этого сооружения. Подданные турецких султанов и Великих Моголов оказались искусными моряками, их капитаны предоставляли детальную информацию местным картографам. Но карты, получавшиеся в результате, технически во многом отставали от западных. Редким исключением был адмирал и картограф Османской империи Пири-реис (1470–1554), который использовал личный опыт и обширную коллекцию европейских образцов для создания собственных карт побережья Центральной и Южной Америки (1513 год), Северной Америки (1528 год) и карты мира[1421]
. Сефевиды же отставали не только от западных картографов, но и от их арабских и центральноазиатских предшественников, работавших на полтысячелетия раньше[1422]. В Индии император Акбар интересовался шестеренками, устройствами кондиционирования воздуха и пистолетами, но этот интерес не имел ничего общего с технологическим прогрессом[1423]. Ни шлифовка линз для телескопов, ни изготовление часов не развивались ни в одной из трех империй (они больше полагались на заезжих специалистов).Параллели между этими тремя империями и культурой Центральной Азии эпохи Тимуридов особенно поразительно прослеживаются в математике и естественных науках. Турки-османы быстро провозгласили учителя Улугбека – Кази-заде Руми – своим первым ученым, а уроженца Бухары Али Кушчи – своим первым астрономом, хотя последний провел в Константинополе менее года. Астрономия в Османской империи не развивалась вплоть до 1576 года, когда Такиюддин Шами, турок родом из Дамаска, одаренный математик и астроном, убедил султана основать обсерваторию по образцу обсерватории Улугбека. В традиции хадисоведа аль-Бухари и центральноазиатского суфизма (с вниманием скорее к линиям родства и передачи власти, чем к научным фактам), Такиюддин обратился к внуку Кушчи и обучался у него. В новой обсерватории ученый проводил прикладные исследования в течение четырех лет, и его целью было продолжить проект Улугбека по составлению звездного каталога[1424]
. Но султан, подстрекаемый подозрительным визирем, приказал разрушить обсерваторию. В последующие несколько веков никто не вел астрономические исследования в Османской империи – значит, имел место не просто личный конфликт ученого и султана. Неудивительно, что первый турецкий перевод европейской книги о гелиоцентрической системе Николая Коперника не был выполнен вплоть до 1660 года – 210 лет спустя после смерти польского астронома.Великие Моголы, желая сделать свой календарь более точным, построили пять обсерваторий по модели Улугбека. Однако от этого проекта не осталось ничего, кроме нескольких экзотических сооружений, которые все еще можно увидеть в Дели и Джайпуре. В Иране, как и в других евразийских империях, медицина по понятным причинам продолжала процветать: она была необходима для поддержания здоровья правителей. И хотя в хирургии и офтальмологии наблюдались значительные подвижки, персидская медицина стояла на месте из-за оттока ученых в другие страны[1425]
.