Само собой разумеется, что для того, чтобы противостоять завоеванию, надо быть сильным племенем. Сила эта дается на первоначальном этапе природными условиями – еды много. От сытности охота размножаться. Но это чисто случайный фактор. У сильного племени получается сильным вождь. И он, в конце концов, начинает понимать, что свалившейся с неба силой надо воспользоваться, чтобы подчинить более слабые племена, чтобы стать еще сильнее. Сила перерождается в экспансию. Но наступает сатурация, насыщение, так как с покорением все новых владений сила должна пропорционально возрастать, но она не возрастает пропорционально, так как затраты силы на удержание в повиновении начинают превышать приращение силы, полученной от завоевания. То есть устанавливается естественное равновесие, когда больше завоевывать нельзя, удержать бы прежнее.
Но математическая формула этого равновесия неизвестна до сих пор, и вряд ли ее когда–нибудь откроют. Но если и откроют, то кто же из царей ей последует, ибо с силой непременно и автоматически приобретается самоуверенность. Причем такая самоуверенность, что ни одной науке она становится не под силу. Более того, самоуверенность побеждает науки и изгоняет их от себя подальше, чтобы не раздражали самоуверенность, ибо самоуверенность – сама себе наука, так как считает, что и без науки проживет, на основе только силы.
В местах на Земле наиболее благодатных, наиболее заселенных, в конце концов, устанавливается равновесие силы и противосилы, захвата и удержания. Так возникают государства, которые ныне называются мононациональными, хотя все они – первоначально империи. И зачастую, например, гасконцы и бретонцы, венеты и неаполитанцы, псковичи и рязанцы, баварцы и пруссаки больше ненавидят друг друга, чем они же по отдельности англичан или турок. Между тем по порядку эти пары будут французами, итальянцами, русскими и немцами. Особенно это заметно в самых насыщенных древними племенами местах, например, на Кавказе или в Эфиопии. Вы едва ли даже посадите за один сельский стол, например мингрела и кахетинца, хотя они оба – вроде бы грузины. Естественное равновесие между государствами такого вида устанавливалось несколько веков подряд, но все еще иногда возникают конфликты, правда, все реже и реже. И внутри этих государств – псевдоимперий возникают конфликты. И замечу, конфликты эти разрешаются не по формуле, о которой я говорил выше, а естественным путем, методом проб и ошибок. Кажется, я достиг понятия дипломатии, а мне это совершенно не нужно.
Другое дело в местах, где племена редки как волоски на некоторых головах. Здесь, если места относительно благоприятны, образуются государства – империи того же вида, что я рассмотрел выше, но между этими государствами полдня на лошади скакать по межграничной пустоте. И уже в бескрайней тундре государств вовсе нет, если их понимать как маленькие империи. Там все живут сами по себе как деревья в лесу, если крона – это племя.
Когда такие «деревья» живут тесно, как, например, в чеченских долинах среди гор, получается тейпократия, наиболее мощные «деревья» вытягиваются выше соседних деревьев и затеняют их, закрывают солнце своими разросшимися ветвями. В тени кроны соседних деревьев начинают хиреть.
В разрозненных же семьях–племенах на просторах тундры «деревья» не пересекаются, «солнца» хватает всем, но там другая проблема возникает. Старый человек в кочевой жизни, который большую часть суток должен проводить на ногах, каждую неделю строя хотя и простенький, но новый дом, становится обузой семьи. Пока он ходит, он живет, как слег, то не выдержит даже переезда на новое стойбище – замерзнет в пути, прямо на нартах. Поэтому лежачих стариков просто оставляют умирать у костра, а сами уезжают на новое стойбище, обливаясь слезами. Отъехали, костер горит, старик лежит возле него, костер потух, старик умер – такова жизнь. Поэтому в таких условиях нет геронтократии.
При тейпократии одновременно существует и геронтократия. Старики лежат в самом теплом углу сакли и все их беспрекословно слушаются, они опытны, дальновидны, потеряли любовное либидо, поэтому ничто не отвлекает их от дум о вечном. Сильный тейп имеет сильный совет старейшин, этот совет доминирует по отношению к другим советам на общем совете. Все очень просто, если не обращать внимания на мелочи, которые хотя и двигают туда–сюда равновесие, но силы эти хаотичны, равнодействующая их близка к нулю.
Вернемся к империи, основанной на страхе завоевания. Как мы видели выше, как правило, наступает равновесие между микроимпериями, образуются государства, и среди них наступает равновесие сил. Но дамоклов меч потенциальной опасности завоевания соседями всегда висит над государством. Но это очень отвлеченное понятие, ведь государство, если его сузить до народа, неоднородно. Народ и элита, правители – вот из чего состоит государство, если отбросить понятие земли, территории. И эти две составляющие государства, вернее, совокупного народа, очень по–разному относятся к завоеванию извне.