Утраченное звено мировой истории (статьи)

Между тем, все наши победы, начиная с побед Миниха, Полтавы, обороны Севастополя при Николае I, последней войны, основаны на рабстве, как военных, так и мирных граждан. Отступая, наши правители уничтожают все и вся, вывозя перед оккупацией только военное имущество и не заботясь об остающемся в оккупации населении. Зато, вернувшись потом, гнобит это население за то, что оно не могли как птички перелететь из оккупации. Побывавший в плену – предатель, недаром многие пленные не хотят возвращаться в свою страну. Убитых героев не хоронят, оставляя их воронью, за кладбищами воинов не следят, сооружая на каждый миллион погибших по обелиску на главной площади городов. А истинные кладбища – поля боев зарастают травой и кустарником, и через несколько лет все уходит в небытие. Наши правители без тени сомнения могут направить тысячи солдат, вооруженных макетами винтовок, против танков. И вражеские танки буксуют в народной крови и пушечном мясе. Мало того, сзади этих невооруженных людей поставят пулеметы, чтобы расстреливать в упор отступающих. Вот они и «бросаются грудью на амбразуры», демонстрируя всему миру русский военный дух.

Разве все это могут понять историки Западной Европы? Проще понять русский военный дух. Я им только напомню, что добровольных самоубийц в природе очень небольшой процент, и на всей Земле примерно одинаковый, если, конечно, привести его к сопоставимым условиям проявления. Но разговор у меня пока не про Святую Русь. Я этим сравнением просто оттенил свободу и ценность человека как такового, на которые на Западе перестали обращать внимания как на собственное дыхание.

Свободы никогда не бывает слишком много. Она вырывается крохами у власть имущих, но к этим крохам также быстро привыкают как, например, к электрическому утюгу, телефону или телевизору. Простые жизненные блага, еда, одежда, место в парламенте становятся доступны и дворянину, и миллионеру, и каменщику. И здесь наступает противоречие между возможностями и потребностями, которые обе сместились в сторону от веками выработанного курса. Потребность кушать и кое–как прикрыть наготу совпала почти полностью с возможностью это сделать. Это было одно из следствий свободы. И недостаточно грамотный народ немного ошалел. Удовлетворенная составляющая свободы – уже не свобода, это уже как манна небесная. Поэтому возникла свобода не обременять себя трудом. Отказаться от свободы трудиться или не трудиться нельзя, так как тут же начинаешь голодать. Поэтому свобода меньше трудиться тут же сместилась в сторону не обременения себя воспитанием детей, ибо воспитание детей занимает весьма значительное место в труде, за который платят деньги. И, кроме того, само по себе является большим трудом. Притом принудительных мер против такой свободы выбора нет, собственному желудку даже выгоднее такая свобода.

Сильный удар, усугубивший эту проблему, нанесло открытие и начало освоения Америки. Первичное ее население целиком состояло из западноевропейцев. Притом качество народа, перебравшегося в Америку, во всех отношениях было самым высоким, а оставшегося в Европе народа – соответственно намного ниже. По закону сита. Ленивые – они хотя и рожают детей из–за лени предохраняться, но тратить на детей свою свободу, – не очень–то спешат. Зато в Европе создалась генетическая структура, в результате которой дети в 18 лет полностью берут заботу о своем пропитании на себя, а родители – тоже не считают себя чем–либо обязанными своим детям. В отличие от русских родителей, готовых кормить своих чад до собственной смерти.

Сильно всколыхнула Западную Европу последняя мировая война. В отличие от наполеоновских войн, когда всеобъемлющее понимание свободы еще не дошло до каждого среднего европейского ума, гитлеровская кампания, особенно, если учесть Японию и Италию, пробудила повышенный интерес к пониманию свободы шире, чем раньше. Люди поняли, что свобода не беспредельна, иногда ее надо с согласия большинства несколько урезать, но не велением правителей, зацепившихся за власть навечно, или законных монархов, а – собственной волей народов. Другими словами свобода – несвобода стала взвешиваться на весах, притом все весы одинаково настроены. То же самое можно сказать не только о войне и агрессии, но и обо всех без исключения сторонах жизни: экономика, собственность, юриспруденция, религия и так далее.