— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я, хотя был уверен, что знаю, о чем идет речь.
— Ну, понимаешь… есть один парень, и он мне вроде как нравится. Но в прошлом он вел себя как конченый засранец по отношению ко мне. И мне было действительно неприятно из-за этого, это ранило меня, понимаешь?
— Да. Продолжай, — осторожно кивнул я.
— Ну, как ты решаешь, что можно простить, а что нет? Если тебе, типа кто-то нравится, и ты вроде как хочешь быть с ним, но все равно не можешь забыть то, что он говорил раньше, потому что это сильно задевало тебя.
— Во-первых, хочешь быть с ним как? Как друзья? Или чем-то больше? С… поцелуями? — я не посмел заикнуться о сексе, потому что был пока несколько не готов обсуждать эту тему с шестнадцатилетним подростком.
Его лицо залилось румянцем еще сильнее.
— С поцелуями.
— Ну, ты пока еще не достаточно взрослый, так что это не значит, что ты принимаешь окончательное судьбоносное решение. То есть, тебя на самом деле интересует, нормально ли получать удовольствие от физического контакта с кем-то, хотя в прошлом он говорил и делал дерьмовые вещи. Верно?
— Да, именно.
Я попытался тщательно обдумать правильный совет, чтобы не ляпнуть нечто такое, что могло запутать его еще больше или то, что он мог бы неправильно истолковать.
— Думаю, ты должен учитывать то, как он относится к тебе сейчас. По-прежнему негативно или его отношение изменилось? Многие люди кажутся не способными измениться, но в твоем возрасте все иначе. Есть те, которые иногда творят дерьмо, но при этом учатся на своих ошибках, понимаешь?
— Да, понимаю.
— Поэтому я не стану утверждать, что человек, который говорил тебе что-то плохое в прошлом не может быть прощен, потому что на самом деле думаю, стоит позволить людям меняться по мере их взросления и достижения ими зрелости. К тому же, когда носишь в себе обиду на кого-то, это причиняет больше боли тебе самому, чем тому, на кого ты злишься.
Стоило этим дурацким словам сорваться с языка, как мои внутренности свело спазмом из-за неожиданной знакомой тени собственных чувств, но я сделал все возможное, чтобы проигнорировать это.
— Так ты думаешь, что это нормально? — спросил Лаки.
— Что нормально? — рассеянно переспросил я, понимая, что вновь отыскал взглядом Беннета, который, очевидно, пока задерживал ребят, давая нам с Лаки поговорить наедине. Ни один из подростков до сих пор не подошел ко мне за своим заданием, но я знал, что у нас с Лаки осталось не так уж много времени до того, как Беннету перестанет удаваться сдерживать их.
— Целоваться с кем-то, — смущенно произнес Лаки.
— Это нормально, Лаки. Целоваться с кем-то нормально, — кивнул я, положив ладонь на его плечо и встретившись с ним взглядом. — Только… когда собираешься отдать кому-то все свое сердце, вот тогда стоит быть очень осторожным. Потому что обычно не требуется слишком много, чтобы его разбили.
— Именно это случилось с тобой?
Его вопрос застал меня врасплох, и я автоматически взглянул на Беннета. Именно это и произошло? Но возможно ли разбить свое сердце, если ты никогда на самом деле его не отдавал? Я заметил, как Беннет нахмурился, глядя на нас, и понял, что, должно быть, он уловил изменения в моем выражении лица. Его мягкая улыбка исчезла, а во взгляде промелькнуло беспокойство.
— Зендер?
— А? — я заставил себя вновь посмотреть на Лаки. — Эм… нет, не совсем, — пробормотал я.
Он с мгновение молчал, а затем робко улыбнулся.
— Как это было? В смысле, твой первый поцелуй.
— Что? О… Хмм… Первый поцелуй? — я склонил голову, задумавшись над его вопросом. — Кто же это был… парень по имени Ронни или, может, Рикки? Реджи? — мои губы вытянулись, когда воспоминание ожило в сознании. — Не помню точно, как его звали. Помню только, что это было после баскетбольной игры, и мы как-то оказались за кладовой для хранения инвентаря. Было неплохо.
— Чушь собачья, — прозвучал знакомый голос за моей спиной. — Твой первый поцелуй был с Мэдисон Франклин.
Обернувшись, я заметил, как Беннет подмигнул Лаки с присущим ему озорством. Его взгляд вновь вернулся ко мне и в нем отчетливо читался немой вопрос.
Я не мог винить его за это, наверняка он заметил перемену в моем настроении после того, как Лаки поинтересовался моей личной историей разбитого сердца. В конце концов, все, что я делал с того момента, как Беннет сошел с автобуса, это обвинял его во всем, что пошло не так в моей жизни после смерти отца.
— Кто? Мэдисон Франклин? Ох, черт... Это не считается, — произнес я.
— Еще как считается. Потому что я сам лично это видел, но ты так и не рассказал мне об этом, что, к слову, чертовски меня злило, — засмеялся Беннет, хотя в его голосе не было веселья.
— Что? Этот дурацкий поцелуй? Это определенно не считается. Она застала меня врасплох на выпускном вечере в школе, и впилась в меня, прежде чем я успел остановить ее. И я не сказал тебе, потому что это ничего не значило…
— Чувак, это считается. Он был с языком.