Утрата военного превосходства. Близорукость американского стратегического планирования

Очевидно, что все великие державы в истории создавали свои собственные визуальные и мысленные символы, которые отражали их представление о столпах, на которых покоилась их власть. На протяжении веков большая часть этой символики была представлена оружием. Для Соединенных Штатов с начала 1990-х годов этот символизм был представлен изображением экранов многофункциональных дисплеев с изображениями американских PGM, поражающих ничего не подозревающие вражеские цели – война в видеоиграх. PGM стали американским символом вместе с измененным утопическим видением воздушной мощи Дюэ и концепцией чистой, противостоящей войны с использованием оружия, главным образом с воздуха.

Очень немногие в США были готовы столкнуться с тем, что произошло на Донбассе в 2014 и 2015 годах. Если российско-грузинская война стала первым серьезным признаком того, что общевойсковая война остается основным средством ведения настоящей войны, то события в Украине вызвали культурный шок для многих представителей военного и политического истеблишмента США. Далеко не чистое столкновение между вооруженными силами Украины и формированиями Донбасса дало результаты, которые полностью опровергли все американские представления о ведении войны предыдущих 20 с лишним лет. В отличие от Ближнего Востока, здесь были производные от бывших советских Вооружённых Сил, которые воевали друг с другом. Здесь были две армии, явно не арабские, которые дали представление о настоящей обычной войне. Хотя американский популярный миф о присутствии регулярных формирований российской армии на Донбассе сохранялся, жестокость и сложность операций в Донбассе ошеломили многих американских военных наблюдателей. Действительно, как могло случиться, что значительно превосходящие по численности (хотя и застрявшие в оперативном и материальном отношении в начале 1990-х годов) Вооруженные Силы Украины продолжали терпеть одно поражение за другим и, в конце концов, закончились двумя катастрофическими окружениями под Иловайском и Дебальцево.

2 августа 2015 года Джо Гулд нанес первый по-настоящему серьезный удар по зданию американской военной символики, написав статью с симптоматичным названием «Электронная война: чему армия США может научиться у Украины». Там, рассказывая о возможностях России в области радиоэлектронной борьбы, которые были использованы Россией для поддержки сил Донбасса и которые генерал-лейтенант Бен Ходжес назвал «слезками»,²⁷ Гулд выделил остроту от советника Министерства обороны Украины, который был очень откровенен, когда заявил, что «будущее войны за Украиной».²⁸ Но, безусловно, наиболее показательным было признание Лори Бакхаута: «Наша самая большая проблема в том, что мы десятилетиями не сражались в среде с ухудшенными [коммуникационными] условиями, поэтому мы не знаем, как это сделать. Нам не хватает не только тактики, техник и процедур, но и подготовки для ведения боя в условиях ухудшенной связи».²⁹ Фактически, со времен Второй мировой войны военные США не сражались ни с одним противником, который мог бы обеспечить серьезный огневой ответ на земле, в воздухе и на воде. Дуглас МакГрегор предупреждал о том, что было продемонстрировано на Донбассе в журнале Time за четыре года до того, как развернулись события на Украине:

За 110 дней боев с немецкой армией во Франции в 1918 году Экспедиционный корпус армии США потерял 318 000 человек, в том числе 110 000 убитыми в бою. Именно такая смертоносность ожидает силы США в будущей войне с реальными армиями, военно-воздушными силами, противовоздушной обороной и военно-морской мощью. Игнорирование этой реальности — это путь к будущим поражениям и упадку Америки. Пришло время выйти за рамки волнующих образов пехотинцев, штурмующих пулеметные гнезда, созданных Голливудом, и увидеть войну такой, какая она есть и какой она будет в будущем: безжалостное истребление противника точной, сокрушительной огневой мощью с моря, с воздуха, из космоса и с помощью мобильных, бронетанковых огневых средств на суше.³⁰