Она стояла посреди комнаты, опустив тяжелые руки, придерживая край упавшего платка. В черных глазах густела такая печаль, что у Клямина все сжалось внутри. Он сказал ей что-то ободряющее, Антонина улыбнулась, чуть опустив уголки неподвижного рта. Виновато и беспомощно. Точно она знала, что неприятности Клямина связаны именно с ней… Потом Клямин вспомнил историю, рассказанную ему Гусаровым. Радуясь удачному завершению поездки, Параграф был преисполнен благодушия и, несмотря на усталость, находился в хорошем настроении. «Ничто не исчезает бесследно. Ищи и обретешь. Это один из краеугольных законов криминалистики», – говорил он.
Как же действовал Гусаров? Распустив слух, что пропал Клямин, он держал «руку на пульсе», контролируя все, что узнавали об Антоне Григорьевиче общие знакомые. И слух, подобно бумерангу, вернулся к Гусарову. Причем с самыми невероятными подробностями. Одни говорили, что он умер от пьянки в вытрезвителе, другие – что он попал в аварию, сбил человека, скрылся…
Гусаров допускал, что Клямин не станет отсиживаться в Южноморске, а сбежит. Но куда? Практика показывала, что в первые дни беглецы всегда выбирают близлежащие пункты. Это потом, придя в себя, смирившись со своей участью, они забираются подальше. К тому же Клямин уехал в своем автомобиле – гараж был пуст. Южноморский автомобильный номер примелькался по всему побережью. А вот где-нибудь, скажем, в Сибири такой номер сразу бросится в глаза. И милиция, объявив розыск, не оставит подобный факт без внимания. Клямин все это не мог не учитывать…
Вечером, заглянув в бар «Курортный», где нередко собирались «свои люди», Гусаров узнал, что Клямин недавно заезжал в гранильную мастерскую. Привыкший проверять каждый слух, Параграф выяснил: Клямин действительно хлопотал за какую-то знакомую, проживающую в Ставропольском крае. Был и адрес. Гусаров, что называется, попал в самую точку. Проезжая по сельской улице, он сразу приметил красный кузов автомобиля с южноморским номером. У юрисконсульта отлегло от сердца. «Скажите, Антон, – спросил он позже у Клямина, благодушно покуривая на заднем сиденье, – у вас и в мыслях не было забиться куда-нибудь, где вас никто не знает, да? – И, переждав молчание Клямина, добавил со вздохом: – Вы, Антон, человек добросердечный. И тем, что живете один, без близких, вы совершаете над собой насилие». На что Клямин, не оборачиваясь, проговорил спокойно: «Заткнись. Дам в ухо. Мне терять нечего, Параграф, ты знаешь». Они молчали часа два. Потом Параграф захрапел… А мысли Клямина текли до странности ровно, окутывая облаком наиболее приметные события его жизни. И он ни в чем не раскаивался. Лишь о Наталье старался не думать Клямин, чтобы не будоражить себя. Думая о ней, он казнился остервенело, как бы находя в яростном самобичевании свое спасение. Измочаленный, он загонял образ Натальи в дальний закоулок памяти и пытался представить себе, что его ждет по возвращении в Южноморск… Ничего не поделаешь – придется отмытарить свой срок, ладно. Надо убедить себя, что он просто находится в длительной командировке, после которой станет по-настоящему богатым человеком. Причем важно не продешевить, сорвать с Серафима побольше.
Если честно, то Клямин даже с некоторым сожалением думал о своем бегстве. В сущности, Серафим Одинцов предложил ему работенку. Достаточно вредную, но хорошо оплачиваемую работу. Прежде чем отказаться от нее, надо крепко подумать. Вот почему Антон с такой легкостью встретил появление этих двоих в доме Антонины. Даже к столу пригласил их. Надо же перекусить с дороги…
– К тебе летели – в болтанку попали. И аэропорт не принимал. А таксист такой попался – в каждую яму заглядывал, – вдруг проговорил Ефрем. – Еще неизвестно, когда до постели доберусь.
– Известно, Плешивый. Городом едем, потерпи, – мирно ответил Клямин.
Ефрем чему-то усмехнулся.
– А что, ты действительно Мишку знал? Или горбатого лепил на «следствии»? – Клямин кивнул в сторону храпевшего Гусарова.
– Знал, – нехотя ответил Ефрем.
– Что-то я тебя при нем не помню. – Клямин сбавил скорость, подъезжая к перекрестку.
– Ты с ним якшался, а я срок отмывал, – вяло складывал слова Ефрем. – На гонках мы с ним познакомились, в шестьдесят четвертом. Он лидером был, я замыкал приз.
– Тогда ты и озлился на него? – поинтересовался Клямин и, помолчав, добавил: – До смерти.
Ефрем медленно перевел взгляд на Клямина и проговорил простуженным голосом:
– Рули ровно, мастер, еще влепишься во что. И так с тобой надергались…
Миновав бульвар, Клямин выехал к Верхней балке, свернул на Масловку и знакомым переулком направил автомобиль к своему дому. В зеркале он видел, что Гусаров уже проснулся и теперь таращил глаза в окно, пытаясь понять, где они едут.
– К моему дому приближаемся, – весело объявил Клямин. – Дальше вам добираться своим ходом.
– Молодец. Быстро доставил, – пробурчал Гусаров. – И одиннадцати нет. А я думал – ночью вернемся. Молодец.