Утреннее сияние

Я последовала за ним в крошечную чистенькую гостиную. Там стояли бежевый диван, два кресла в тон и кофейный столик, перед которым висел плоский телевизионный экран. В воздухе витал аромат свежести… или свежевыстиранного белья. У нас в семье стиркой занимался обычно Джеймс, и белье раскладывал по полкам тоже он, что было совершенно несвойственно американским мужчинам. Я заметила корзину для белья у кушетки и парочку трусов на ней и улыбнулась.

– Я все тут переделал, – сказал он. – Стены, кухню, ванную комнату.

– Кухня просто великолепна, – сказала я, подходя, чтобы полюбоваться массивными деревянными шкафчиками и стойкой из цельной гранитной плиты. На них практически не было посуды, но я вспомнила, что Алекс не любит готовить.

Он пожал плечами.

– Не знаю, зачем мне все это было надо. Я ведь даже ни разу не пользовался плитой.

– Вы шутите?

– Вовсе нет.

Я пробежала пальцами по роскошной газовой плите и подивилась газовым горелкам, отвечающим последнему слову техники. Интересно, а Келли, его соавтор, когда-нибудь готовила на ней? Воображение живо нарисовало картину: тихим субботним утром, когда никуда не надо спешить, она стоит перед плитой. На ней красное кружевное белье, и одна тонкая, как макаронина, лямка спускается с плеча, когда она щедро сдабривает сиропом румяные оладьи.

– Не хотите ли чего-нибудь выпить? Апельсиновый сок, минеральная вода? – спросил Алекс, возвращая меня к действительности.

– Воды, если можно.

Он наполнил стакан и подал его мне. Мне нравилось, что он не задает лишних вопросов по поводу причин моего переезда в Сиэтл. С ним я чувствовала себя более свободной, чем с кем-либо из своих нью-йоркских знакомых. И мне невольно захотелось быть с этим человеком искренней.

Он жестом пригласил меня сесть на диван. Мы начали говорить одновременно и смущенно рассмеялись.

– Нет, вы первая, – сказал он.

– Хорошо. Знаете, я тут на днях была в магазинчике Пита, и мне сказали, что когда-то в моем домике жила женщина, которая исчезла при таинственных обстоятельствах. А потом я…

– Речь идет о Пенни, – сказал Алекс, понимая, о чем я говорю.

Я вспомнила больничный браслет, найденный в сундуке.

– Откуда вы знаете, как ее зовут?

– Это одна из негласных договоренностей, существующих на Лодочной улице, – сказал он. – Все знают, но никто об этом не говорит.

– Но почему?

Он пожал плечами.

– Когда я покупал этот домик, агент по недвижимости упомянул историю о том, что какая-то женщина исчезла здесь в пятидесятые годы. Он сказал, что с тех пор об этом причале ходила дурная слава и что его обитатели не любят говорить о той роковой ночи.

– Интересно почему? – я была не на шутку заинтригована.

– Понятия не имею, – сказал он. – Но я усвоил, что лучше не затрагивать эту тему в беседах со старожилами, и с Джимом, кстати, тоже. Думаю, им неприятно об этом вспоминать.

Я внимательно посмотрела на него.

– Знаете, Алекс, а я кое-что нашла в доме.

Он широко раскрыл глаза.

– Сундук, – пояснила я. – Мне кажется, он принадлежал Пенни.

– Правда? Откуда вы знаете?

Я рассказала ему о содержимом сундука – свадебном наряде, засохшем цветке, говорящем о давней любовной истории…

– Мне почему-то кажется, что там может находиться ключ к разгадке этой тайны. Если Пенни исчезла, значит, на то должна быть причина. Или вы думаете, что ее?…

– Признаться, у меня были такие подозрения, – задумчиво произнес он. – Послушайте, мы ведь с вами парочка журналистов. Почему бы нам не попробовать докопаться до истины?

Я усмехнулась.

– Все бы хорошо, да только я веду колонку об отдыхе на курортах, а вы фотографируете кулинарные шедевры.

Алекс в ответ широко улыбнулся.

– Есть такое дело. Но…

В кухне зазвонил телефон.

– Извините, – сказал он. – Пойду отвечу.

– Привет, – сказал он, снимая трубку радиотелефона. Через мгновение он нахмурился, а потом прижал трубку к груди. – Извините, вернусь через минуту.

Я взяла с кофейного столика книгу о яхтах и кивнула.

– Ничего страшного, я подожду.

Я взяла книгу, лежавшую на одном из кресел, и начала пролистывать ее, но не могла не прислушиваться к обрывкам разговора, доносящегося из спальни.

– Ты это серьезно?.. Если только не передумаешь… Да, ты прекрасно это знаешь… Нет!.. Келли, если честно, я не желаю вести этот разговор в тысячный раз…

Келли. Значит, интуиция меня не подвела. Интересно, по какому поводу она звонит? Почему он разговаривает с ней таким раздраженным тоном? Я едва узнала его голос, столько в нем было горечи и вызова.

– Извините, – сказал он через минуту, вешая трубку на стену. Он глубоко, медленно вздохнул, так же медленно выдохнул, явно пытаясь успокоиться, и выпил глоток воды. – Итак, на чем мы остановились?