Утреннее сияние

Я вскочила на ноги и замахала ему обеими руками. Никто из нас не произнес ни слова, но я заметила, что выражение его лица смягчилось. Через минуту он пришвартовал лодку к причалу и выскочил из нее, оказавшись рядом со мной. Напряжение между нами было просто невыносимым. Казалось, от малейшего прикосновения полетят искры, или нас ударит электрическим разрядом.

– Ты все-таки приехал, – прошептала я, падая в его объятия. Вспышка чувств длилась лишь мгновение, омраченная мыслью о том, что Колина разыскивают.

– Колин, мне надо сообщить тебе кое-что важное.

Он удивленно посмотрел на меня и нахмурил брови.

– Ты его все еще любишь, не так ли? – Прежде чем я успела ответить, он продолжал: – Я ведь видел, как ты танцевала с ним сегодня вечером.

– Нет, я всего лишь…

– Я мечтал, чтобы ты отдала мне свое сердце, но, полагаю, я слишком многого от тебя хочу. Вот почему я и убежал. – Он опустил взгляд, а потом снова взглянул на меня с надеждой. – Пенни, я был бы счастлив, если бы ты испытывала ко мне хотя бы половину той любви, которую испытываю к тебе я.

– О, Колин, – только и могла сказать я. Я посмотрела на него и ободряюще сжала его руку.

Его глаза снова засветились.

– Нет, я о другом, – сказала я, отпуская его. – Дело в том, что тебя тут разыскивали двое мужчин. Они утверждают, что тебя обвиняют в государственной измене.

Он смотрел на озеро, не произнося ни слова.

– Значит, это правда?

Он поднял руку к шее и снял серебряную цепочку с армейскими жетонами. Я рассматривала металлические пластинки в те ночи, когда мы были вместе, держала их в руках, слушала, как они позванивали на обнаженной груди Колина. Как-то я даже спросила его о службе в армии, но он избегал разговоров об этом. До этого вечера.

Он раскрыл мою ладонь и положил туда серебряную цепочку, согретую теплом его тела.

– Это не мои жетоны, – сказал он. – Я никогда не хотел служить в армии, но когда мне исполнилось восемнадцать, отец отвел меня на призывной пункт, заявив, что служить своей стране – большая честь. Я хотел, чтобы он мной гордился, но не понимал тогда, что на самом деле отказываюсь от собственной жизни.

Я внимательно слушала его.

– Сначала я думал, что в Корее нас ждут сплошные приключения, но, попав туда, я понял, что совершил ужасную ошибку. Я знал, как строить лодки, но никогда не собирался использовать их для того, чтобы убивать людей. Пенни, вокруг я видел только смерть и разрушение. Женщин и детей убивали, свистели пули, разрывались снаряды. Однажды, после того как мы атаковали деревню, я увидел маленького корейского мальчика. Он был ранен. Я взял его на руки и держал, пока он не умер.

Я отвела глаза, мне было тяжело слушать.

– Когда на мое подразделение напали корейцы, мы находились за несколько миль от базы. Тем вечером нас отпустили отдохнуть, – продолжал Колин. Я не была готова выслушивать его рассказ, но чувствовала, что ему надо выговориться. – Один из погибших солдат сильно обгорел. Узнать его было невозможно. Его звали Колин, и это была его последняя командировка в Корею. На следующий день он должен был уезжать в Нью-Йорк. В ту ночь я подумал, что мне предстоит принять непростое решение: либо я вернусь на базу и продолжу сражаться на этой проклятой войне, либо начну новую жизнь под чужим именем.

– Поэтому ты и взял его жетоны, – сказала я. – Ты присвоил его имя.

– Да, это так, – сказал он. – Пенни, мне гордиться нечем. Но мне предстояло с этой ложью жить. Из-за этого я и вынужден всегда скрываться.

– А как же его семья? Они, наверное, думают, что он пропал без вести во время войны?

– Когда я вернулся домой, то отправился проведать его родственников. И рассказал им всю правду. Они не были в восторге от того, что я сделал, потому что хотели похоронить тело сына как полагается, а не поставить над могилой памятник с моим именем. Но я отдал им все деньги, что у меня были, все, до последнего цента, что в то время было немало. Я построил четыре лодки и участвовал в строительстве еще полудюжины, поэтому заработал на войне неплохие деньги. И мне показалось справедливым отдать эти деньги его семье.

– И они согласились молчать?

– Я надеялся, что так и будет, – сказал он. – Но, думаю, в конце концов они все же обратились в полицию. Я догадывался, что они так и сделают, когда деньги закончатся.

– И ты теперь в бегах?

Он взял меня за руку.

– Да. Надеюсь, вместе с тобой.

– Но… то, что ты сделал, – это же мошенничество. Я даже не знаю, как тебя зовут по-настоящему…

– Сэм, – сказал он. – Сэм Лири.

Имя показалось мне странным и совершенно чужим.

– Я не смогу называть тебя так, – сказала я.

– И не называй.

– Но как теперь я могу быть уверена, что знаю тебя?

Он взял мою руку и прижал ее к щеке.

– Ты знаешь, что чувствует мое сердце, и этого достаточно.

Я смахнула со щеки слезу.

– Что же будет дальше? Что нам делать?

Он с нежностью посмотрел на меня.

– Мы уедем вместе.

Я взглянула на причал, откуда раздавался громкий смех Декстера, а потом робко повернулась к Колину.

– Но я…

Колин отступил назад. Он был задет моей нерешительностью, я это знала. Но он все же улыбнулся, чтобы разрядить обстановку.