Утренняя смена

— Ой, товарищ Демина, товарищ Демина! — засмеялся Григорьев, снимая ружье и прислоняя его к стволу сосны. — Дискредитировали вы себя! — Он положил утку на мягкий лиловый мох и опустился сам. — Ты не смейся над моими трофеями, — сказал он, заметив насмешливый взгляд Зины. — Я ведь не охотился, просто вышел собаку промять, а эта птица сама под ружье подвернулась.

Зина засмеялась.

— Все охотники так говорят!

Григорьев положил руки под голову и посмотрел в небо.

— Хорошо у нас? — спросил он Чжоу. — Вы когда решили с нами расстаться?

— Дело дней, — неохотно ответил Чжоу. — Да, — нерешительно повторил он, — дело дней.

— А может быть, передумаете еще и останетесь? — серьезно спросил Григорьев.

— Грош цена человеку, который отсиживается за границей, когда его родине грозит опасность, — резко сказал Чжоу, утверждая это больше для самого себя, чем возражая Григорьеву. — Вы сомневаетесь, что я буду полезен в Китае? Конечно, я не коммунист, но для меня найдется в Китае работа. У нас еще многие интеллигенты плохо разбираются в происходящих событиях. Им надо помочь найти правильный путь. Всё честные люди, будь то рабочие или ученые, художники или крестьяне, должны сплотиться на защиту своей страны. Неужели вы думаете, что я не понимаю великого значения, заключающегося в словах — Народный фронт? Если раньше я знал, против чего надо бороться, здесь я понял, за что надо бороться. Я могу выступать с докладами, издавать газету, писать книги, преподавать, наконец, пойти в качестве инженера на любое китайское предприятие. Неужели вы думаете, что я не найду себе применения?

— Да у меня нет в отношении вас никаких сомнений, — повторил Григорьев, не понимая, почему так волнуется Чжоу.

Зина. лучше разбиралась в настроении мужа. Ему трудно было с ней расстаться, и ей самой не хотелось отпускать Чжоу, но она понимала, что на родине его ждет большая и серьезная работа. Они принадлежали друг другу, но у каждого из них были свои обязательства. Смеет ли она его задерживать?

Вдалеке закуковала кукушка. Певучие меланхолические звуки отчетливо разносились над водой.

Зина дернула Чжоу за рукав.

— Вставай скорей, увалень! Спрашивай: кукушка, кукушка, сколько лет осталось мне жить?

Застенчиво улыбаясь, Чжоу послушно повторил:

— Кукушка, сколько лет осталось мне жить?

Невидимая птица на мгновение смолкла, точно действительно подсчитывала, сколько лет осталось жить Чжоу, и опять возобновила свое однообразное пение.

Чжоу считал:

— Два, три... восемь, девять... двадцать, двадцать один... сорок...

Птица куковала безостановочно.

— Сколько кукушка скажет, столько и проживешь! — убежденно воскликнула Зина.

— Хватит с него жизни, — перебил Зину Григорьев. — Уже восемьдесят годов насчитали. Оставьте другим...

— Только ты, смотри, береги себя, — с опасением сказала Зина.

— Она права, — добавил Григорьев, — в вас еще сохранилось много студенческой наивности. Вы видели, как действуют шпионы...

Чжоу сосредоточенно следил за пожелтевшими листьями, гонимыми ветром по воде.

— Как далеко они заходят, — сказал он задумчиво. — От предателей трудно уберечься...

— Неверно, — возразил Григорьев. — Вы достаточно вооружены против предателей. Что имеют шпионы в своем арсенале? Обман! Они ловко используют человеческие пороки. Почему Крюков пытался проникнуть к Грузу‚ на чем была основана его комбинация? Потому, что Груза легко заподозрить в нечистоплотном отношении к женщине. Какое оружие мы можем противопоставить шпионам? Настороженность и честность. Честность, — повторил он, обращаясь к Зине и Чжоу. — Высокие моральные качества человека — это его броня. Может быть, вам это покажется непонятным, но чем чище любовь, чем больше люди доверяют друг другу, тем труднее их обмануть.

Небо над озером побагровело. Розовые полосы заката тянулись во все стороны. Пышные облака наползали друг на друга. Удивительные фигуры вырастали над горизонтом. Странные сочетания облаков делались все необычнее и мрачнее.

— Небо точно ранено! — воскликнула Зина. — Глядя на такое небо, можно сочинять музыку.

Сильный порыв ветра сдвинул облака, и вечернее солнце тяжело повисло над потемневшей водой.

Григорьев указал на небо:

— Точно японский флаг.

Кусок сероватого неба и багровое солнце на нем действительно напоминали японский флаг, облака под ним громоздились, как груда окровавленных голов.

— Точно груда отрубленных голов, — произнес Григорьев.

Невнятный крик, похожий на сдавленное рыданье, вырвался из горла Чжоу.