Утренняя заря

— Pas vrai! Camarade Tombor! Est-ce que c’est toi?[17] — Это воскликнул Иштван Немеш, родственник Бицо, отступая назад, словно увидев привидение.

Путник (у него были необыкновенные, широко расставленные глаза-сливы) слегка прищурился. Он пригляделся, кто это кричит ему по-французски, а затем, заметив Немеша, широко улыбнулся, обнажив десны:

— Et toi, camarade Nemes? Pas en Belgique?[18]

Он поставил чемодан на пол, положил на него фуражку, отряхнул ладони, будто только что поднимал тяжелые мешки, и теперь уже обратился ко всем находящимся в комнате:

— Вы коммунисты, товарищи? Я вроде слышал на улице, что тут пели «Интернационал?» — спросил он уже по-венгерски.

— Ты точно слышал, — сказал подошедший к нему Немеш. — Так ты жив? Ты цел? — Он потряс его, крепко сжав ему плечо. — Товарищи, — воодушевленно продолжал он, — это Томбор, товарищ Томбор, мой старый знакомый. Он был в свое время секретарем ячейки в Лионе. А потом добровольцем в интернациональной бригаде в Испании… Ну и ну! — Немеш снова, еще внимательнее оглядел путника с головы до ног. — Из каких же глубин ада ты сюда пожаловал?

— Оттуда, — согласился Томбор, говорил он с легким акцентом. — Я точно побывал в аду, это в Бургенланде, лагерь Феринг. Два дня назад меня освободили.

— А туда? Туда-то ты как попал? Мы получили известие, что ты погиб.

— Это только наполовину правда… Сидел в лагере для интернированных, потом гитлеровцы… Et après tout — voila![19] — добавил он уже по-французски.

— А жена? Дома или за границей?

— Дома, — улыбнулся Томбор. — Больше того, она в надежном месте, у родителей. Она ведь попала во Францию отсюда. И к тому же пребывает в наилучшем здравии.

— Тогда я что-то не понимаю, — проговорил Немеш с удивлением. — Она здесь, а ты отсюда идешь куда-то? Я вижу, ты в дорогу собрался… Не сошлась ли она с кем-нибудь?

— Quelle blague, mon ami![20] — воскликнул Томбор, хлопнув ладонью о ладонь. — Pour ma légitimation, c’est à dire…[21] Иду в Пешт, чтобы подтвердить свой стаж в партии, вот зачем. Заграничной эмиграции больше нет. Теперь я могу быть коммунистом и дома.

— Товарищ, тебе не обязательно терять время на поездку в Будапешт, — вмешался в разговор Кесеи, обиженный тем, что Немеш забыл про него и не спешит представить неожиданно появившемуся товарищу. — Дело в том, что я сам из Будапешта. — Теперь Кесеи говорил уже спокойно, без раздражения в голосе, потому что он уже обратил на себя внимание. — У меня есть полномочия восстанавливать людей в партии и подтверждать их партийность.

— Имеете документ? — спросил Томбор и подошел к Кесеи.

— Конечно, — ответил Кесеи.

Сказал он это безо всякой обиды, и Бицо только удивился тому, как быстро умел брать себя в руки приехавший к ним представитель из Пешта.

И еще больше Бицо удивился тому примитивному удостоверению, которое вынырнуло из кармана Томбора и сразу же пошло по рукам.

Оно было написано на полотне расплывшимися химическими чернилами. По краю были заметны следы шитья, а снизу, в правом углу — звезда. Это была печать подпольной Французской коммунистической партии.

— Хорошо, — сказал Кесеи. — Чтобы начать работу, этого вполне достаточно. Всем остальным — где ты был, чем занимался за границей — поинтересуются товарищи из Центра… Итак, поездка в Пешт пока отпадает. Останешься сейчас с нами или сначала сходишь домой, а потом вернешься? Как тебе лучше, товарищ Томбор?

— Останусь, — заявил Томбор.

Он оттащил чемодан к дверям, чтобы тот не стоял на дороге, поискал свободный стул, сел и сказал:

— Продолжайте… Я хотел сказать, давайте продолжим, товарищи. А что касается моего появления здесь — так считайте, что я просто опоздал, пришел чуть позже…

И только теперь, чувствуя, что он среди своих, Томбор подмигнул Немешу, как бы говоря ему: «Мир тесен, камарад, всегда можно встретить друга».

Вел себя Томбор естественно — как только сел, сразу же почувствовал себя как дома, все понимал с полуслова.

Андраш понял, что был неправ, когда с чувством взбунтовавшегося и ко всему придирающегося интеллектуала, опасающегося за чувство собственного достоинства, испытывал неприязнь к Кесеи, приняв его манеры за ритуал, за пустую и потому ненужную церемонию.

«Здесь, дружок, не об этом речь, а совсем о другом!» — мысленно признался он сам себе, начиная сознавать, что коллектив, который его принял, — это есть не что иное, как союз борцов!

Члены его были связаны верностью, дисциплиной, героическим примером погибших товарищей и идеей, отмечавшей во всех частях света своих приверженцев общими признаками, которые ни с чем не спутаешь.

Насколько крепка была их дисциплина, показывало не только поведение Томбора, почувствовавшего себя здесь как дома, не только непоколебимая решимость Кесеи, но и те изменения, которые Андраш заметил у отца и у других старых бойцов.

Такими ли были они еще зимой, когда собирались поговорить и обсудить вопросы политики? Усталые, духовно и физически измотанные люди, сознание которых походило на затухающий огонь, лишь изредка выбрасывающий язычки пламени.