Утренняя заря

Отзвуки христианства в морали. «Только сострадательный может быть хорошим человеком, следовательно, надобно быть постоянно сострадательным», – вот что говорит теперь мораль! Откуда ведет свое начало это учение морали? Только тот человек может быть назван и предстать моральным, чьи поступки лишены личного интереса и направлены на общую пользу, – этот переворот в умах был произведен в Европе христианством. Позднейшие французские мыслители сделали попытку заменить догматы культом любви к человеку, и Огюст Конт, в конце концов, выставил свою, несуществующую в христианском учении, моральную формулу: «Жить для другого». В Германии – Шопенгауэр, в Англии – Джон Стюарт Милль содействовали развитию учения о симпатии и сострадании или о пользе другим, как о принципе наших поступков; но они сами были только эхом – такие теории, обладая могучей растительной силой, начали вырастать всюду и в грубых, и в изящных формах, приблизительно со времени Французской революции; и все социалистические системы непроизвольно встали на общую почву этих учений. Может быть, в настоящее время нет еще ни одного предрассудка, которому бы больше верили, кроме такого, что будто знают, что такое мораль. Кажется, теперь каждому приятно слышать, что общество намерено приспособить отдельное лицо к потребностям общества и что счастье, и вместе с тем жертва отдельного человека, заключается в том, чтобы чувствовать себя полезным членом и орудием целого. Только теперь пока еще очень колеблются, что надобно понимать под этим «целым» – существующее ли или какое-нибудь другое идеальное государство, или нацию, или братство народов, или отдельные маленькие экономические общины. Об этом много думают, сомневаются, спорят с большим возбуждением и страстностью; но с удивительным единодушием требуют, чтобы ego отрекалось от самого себя до тех пор, пока в форме приспособления к целому оно опять получит свой полный и прочный круг прав и обязанностей; пока не явится нечто совершенно новое и другое. Хотят добиться ни больше ни меньше как того, чтобы индивидуум изменился в самом корне своем, ослабел или даже уничтожился; не переставая, всюду и все толкуют о том, что всякое зло, всякое враждебное чувство: распущенность, роскошь, мотовство, – все это плоды современного индивидуализма, и свои жалобы на этот порядок сопровождают надеждами и мечтами о более простом, более умеренном, более равномерно устроенном образе жизни. Если только возможны еще великие тела и их члены. Каким хорошим чувствуется и представляется все то, что соответствует этому влечению, образующему тело и его члены; это – основное моральное течение нашего времени: сочувствие и социальное чувство переходят одно в другое (Кант стоял еще вне этого движения: он определенно учит, что мы должны оставаться нечувствительными к чужим страданиям, – но что Шопенгауэр, слишком раздраженно, называет кантовской нелепицей).

81