Но они, значит, есть и часто собираются вместе. И у журнала их больше тысячи подписчиков, тогда как у «Атенея» было лишь сто пятьдесят. А еще есть журнал, который издается и редактируется некоторыми немецкими рабочими. И редактор его – бывший портной Вейтлинг. Еще есть сапожник Бауэр и ремесленник-часовщик Молль. Они – тоже коммунисты. В своих статьях они уверяют, что через несколько веков странам будут незнакомы деньги, солдаты и нации. И с этим тоже он, Гуцков, не согласен.
Когда-то, едва приехав в Бремен, Фридрих вычитывал из всех журналов слово «свобода». Сейчас он так же выискивал что мог о коммунизме.
Тот самый Гесс, над которым посмеивался Эдгар, написал большую статью в «Рейнской газете» «Коммунисты во Франции».
Оказывается, уже шесть лет назад в Париже немецкие ремесленники-эмигранты объединились в тайное общество «Союз справедливых». А прежде был другой тайный союз – «Союз отверженных». И ходили смутные слухи о книге немецкого подмастерья Вейтлинга «Человечество как оно есть и каким оно должно быть».
О коммунизме писал из эмиграции страстные статьи Гейне:
«Хотя коммунизм теперь мало обсуждается, тем не менее он – тот герой, которому предназначена великая роль в современной трагедии».
Рабочее движение говорило о себе в Англии. Именно сейчас, в эти летние месяцы там проходили тысячные забастовки.
А братья Бауэры и другие «Свободные» по-прежнему ниспровергали бога с небес и считали это главным делом на десятилетие.
– Стоит королю отвернуться от церкви и повернуться к просвещению, как в стране наступит порядок, – уверял Эдгар. – Просвещенные люди сами будут охранять интересы мастеровых.
И снова Фридрих с тоской чувствовал, что друзья его, недавно самые близкие люди, отставали от идей века.
Нет, совсем он с ними пока не порвал. Он и сам вдруг себя почувствовал на распутье, в точке, откуда отходило множество дорог.
За один лишь год жизни в Берлине он написал множество статей, крупных и небольших, обратил на себя внимание всей Германии, а сейчас решил на время остановиться.
Надо было как следует разобраться в новых мыслях, нахлынувших на него в последние месяцы.
«Я принял решение на некоторое время совершенно отказаться от литературной деятельности и вместо этого побольше учиться. Причины этого решения очевидны. Я молод и самоучка в философии. У меня достаточно знаний для того, чтобы составить себе определенное убеждение и, в случае надобности, отстаивать его, но недостаточно, чтобы делать это действительно с успехом. – Так написал он Арнольду Руге 26 июля 1842 года. – Когда в октябре я буду возвращаться в свои родные места, на Рейн, я предполагаю встретиться с Вами в Дрездене и подробнее рассказать Вам об этом. А пока я желаю Вам всего хорошего и прошу Вас время от времени вспоминать обо мне.
Военная служба заканчивалась.
В последний раз рано утром он надел свой мундир бомбардира, шитый галунами, а потом навсегда снял его.
В последний раз зашел в погребок Гиппеля.
– Что, завтра домой? – спросил Мейен, прикрывая синяк вокруг глаза.
Фридрих кивнул.
– А мы вчера поспорили с Эдгаром. Знаешь, эти его последние статьи, «золотая середина – враги общественного развития». Я и решил его поддразнить. Говорю: «Филистер – основа государственной власти». Он тут давай хвататься за коммунистические идеи, те, что ты ему внушил. «Крайние действия, крайние меры!» – передразнил Мейен Эдгара.
Фридрих слушал улыбаясь. Сколько раз он это уже видел.
– Ты не улыбайся, эта история поучительная, – серьезно сказал Мейен. – Я ему стал развивать свои взгляды. Говорю: «Равенство в образовании и политических нравах – пожалуйста. Но только не имущественное. У тебя денег много, у другого – поменьше – так будет всегда. История стремится вовсе не к равенству, а к свободе. Она даже нуждается в неравенстве – иначе не будет стимулов развития». Правильно я говорю? – спросил он Фридриха.
– Не уверен. – Фридрих по-прежнему улыбался, словно перед ним стоял и жаловался не взрослый человек. – А синяк вы где заслужили?
– О, эта история тоже поучительная. Но расскажу ее я в другой раз.
«Другого раза не будет», – подумал Фридрих.
Потом он вернулся к себе, в комнату на Доротеенштрассе.
Вещи были уже сложены.
За окном переругивались развеселые вечерние извозчики.