Утренний бриз

Ефим по-прежнему лежал в постели. Был он угрюмым, вяло отвечал на вопросы. Лицо его обросло щетиной, глубоко запавшие глаза лихорадочно поблескивали. Дьячкову пришла в голову мысль, что Ефим безнадежен. Он не знал, что Ефим Шарыпов день и ночь думал лишь об одном: как только он поднимется, как только сможет стать на лыжи, а в руках держать ружье, он уйдет в тундру и найдет Черепахина. И по-своему рассчитается с ним.

Узнав о цели поездки Дьячкова и Куркутского, Варфоломей Шарыпов вздохнул:

— У чуванцев есть олешки. Могли бы поделиться. Только больно они запуганы купцами, обложены долгами, как табун волками… Бегал я к ним, хотел купить оленей. Они вот что мне показали, — Шарыпов сложил три пальца в выразительную комбинацию.

Чем дольше слушали марковцы Шарыпова, тем труднее им казалась задача, которую они должны были решить.

Куркутский осторожно спросил:

— Что им за оленей предлагали?

— А что я мог предложить? — грустно усмехнулся Шарыпов. — В долг просил… Накормили меня до обалдения, и уехал я только со своим раздутым брюхом.

Дьячков покачал головой:

— Напугал ты нас, Варфоломей. И все-таки мы побалакаем с чуванцами. Авось нам повезет. Ведь мы можем им кое-что предложить.

Переночевав у Шарыпова, Дьячков и Куркутский продолжали путь. Сначала ехали по белой целине, потом спустились на реку и к вечеру впереди заметили черные точки на льду, которые оказались прорубями для подледного лова. Они были затянуты молодым ледком. От прорубей тянулись хорошо протоптанные тропинки на берег. Они и привели Дьячкова и Куркутского к стойбищу. Яранги прятались от ветра под защитой черного леска. Наступал вечер. Над ярангами вились столбики дыма.

Появление Дьячкова и Куркутского было встречено с любопытством и настороженностью. На охотников и каюров они не походили: не так были снаряжены их нарты. Купцами быть не могли. Одеты не по-купечески, да и держатся иначе, чем купцы. И в то же время они не просто проезжие, потому что дальше ехать не собираются.

Чтобы никого не обидеть и не нарушать правил гостеприимства, путники остановили упряжки у первой же яранги, вошли в нее через треугольное отверстие, заменявшее дверь, поздоровались.

При свете жирников Дьячков и Куркутский рассмотрели обитателей яранги. Их было семеро. Старуха, которая неподвижными глазами уставилась в огонь, муж, жена и четверо детей. Ярангу наполнял аппетитный аромат варящегося в котле над очагом мяса.

Хозяин яранги жестом пригласил гостей садиться.

Путники опустились на шкуру около него, а Он, достав из котла большой кусок жирной оленины, быстро разорвал его на три части и по куску протянул приехавшим. Ели долго и много. Все вспотели и испытывали Приятную истому. Теперь можно было покурить и попить чайку. Пока еще хозяева и гости обменивались незначительными фразами, но наступало время, когда приехавшие должны рассказать о себе. Таков обычай. О приезде незнакомых людей уже знало все стойбище, и сейчас все чаще и чаще открывался занавешенный шкурой вход, показывая кусок черного неба, усыпанного звездами, и входили один за другим оленеводы. Скоро в яранге стало тесно и жарко. Дьячков встал, вышел из яранги, отвязал от своей нарты один из мешков и внес его. Все внимательно следили за ним. Дьячков неторопливо развязал мешок, высыпал на шкуру у очага горку плиточного чая и пачек табаку, пригласил:

— Будем чай пить и курить полные трубки.

Пачки с табаком пошли по рукам. Оленеводы, довольные щедростью гостей, одобрительно кивали, переговаривались и следили, как в большой котел хозяйка яранги крошила плитку за плиткой. Чай обещал быть густым, крепким и очень вкусным. Уже предвкушая удовольствие от него, оленеводы выжидательно уставились на приехавших, и тогда Куркутский заговорил неторопливо и громко, словно он в большом классе объяснял ученикам очень важный урок. Оленеводы внимательно слушали его, потягивая дым из мундштуков своих больших трубок.