Утренний бриз

Рули в предложении Тренева увидел большее. Общенародное признание Совета в Ново-Мариинске автоматически распространяет его власть на весь уезд, и тогда он, Рули, наведет там порядок, который не смог установить этот болтун Стайн. Рули сейчас был рад любой возможности, чтобы быстрее совершить на этой земле то, в чем он уже уверил Томаса и Росса. Там, в Номе, думают, что уезд очищен от большевиков. Рули кивнул Треневу:

— У вас деловая американская хватка, мистер Тренев.

Тренев благодарно улыбнулся и хотел что-то добавить, но пришлось уступить Биричу. Старый коммерсант говорил:

— В воскресенье будет базарный день. Съедется много охотников и оленеводов, да и все новомариинцы окажутся на месте. Вот и соберем всех…

— …чтобы обнародовать чрезвычайные законы! — приказал Рули Биричу. Затем американец повернулся к Струкову. — А вы готовьтесь произвести небольшую хирургическую операцию.

— Надо немедленно послать в Марково и Усть-Белую отряд и расстрелять большевиков! — требовательно сказал Свенсон. Он сидел у стола, положив на него руку, сжатую в кулак. Лампа освещала половину его крупного обветренного лица. — Вернуть товары законным владельцам и востребовать с туземцев долги до последнего цента!

— Прежде всего надо расстрелять Куркутского и Чекмарева, — начал перечислять Бирич.

— Клещина надо к стенке! Клещина! — крикнул Пчелинцев. — Он тут за нами следит и все сообщает в Марково!

— Дался тебе этот Клещин, — с досадой оборвал его Бирич. — Ревкомовцы этого неграмотного, тупого мужика умышленно затащили к себе. Свое он получил. Рука перебита. Какой от него вред? Убить его — только ненужные разговоры вызвать. Расстреливать тоже надо умеючи.

— Мартинсон пишет о каком-то… — Свенсон пододвинул к себе письмо, которое лежало на столе, заглянул в него и с трудом прочитал по складам: — Ка-мор-ном и Дьячкове. Черт возьми! Дикие, варварские фамилии. Язык вывернешь.

— Составляйте списки! — громко предложил Струков и поднялся со стула. Лицо его стало жестким. — Я готов выполнить любой приказ!

— Вы мне нравитесь, мистер Струкофф, — сказал Рули. — У вас решительность нашего ковбоя.

Шум подъехавшей к дому упряжки прервал разговор. Дверь распахнулась, и в крутых клубах морозного пара вошел Чумаков, с винчестером в руках, весь осыпанный снежной пылью.

Он хрипло и глухо поздоровался и приставил к стенке винчестер.

— Вы откуда? — первым спросил Бирич, заподозрив неладное.

— Из лап большевиков, — Чумаков устало опустился на скамейку у стены, словно не заметив, какое впечатление произвели его слова.

— Откуда? — переспросил Пчелинцев и наклонился в сторону Чумакова. — Я не ослышался?

— Нет, не ослышались, — мотнул головой Чумаков и, срывая с бороды ледяные сосульки, добавил: — Как и я не ослышался! Вот, смотрите!

Он оттянул кухлянку на груди и просунул палец в дыру от пули. Тренев спросил:

— Что это?

— След от большевистской пули! — Чумаков говорил сердито, точно упрекал слушавших его людей.

— Где это случилось? — спросил Бирич.

— Когда? — добавил Струков.

— Почему вы уверены, что это большевики? — Рули умело владел своим лицом, но глаза все же выдавали его волнение.

Вопросы сыпались на Чумакова со всех сторон.

— Да отвечайте, же, черт побери! — не выдержал Струков.

— Я возвращался с реки Танюрер, где выменял немного пушнины. А сегодня в полдень меня обстреляли. Каюр Череле убит. Я едва унес ноги. Потерял тюк рухляди.

Чумаков разразился бранью. Никто не усомнился в правдивости его слов.

— Почему все же вы убеждены, что вас обстреляли большевики? — настаивал Рули.

— Мой каюр сказал мне. Ему охотники из стойбища по секрету сообщили. Большевики бродят у Ново-Мариинска. Мстят за ревком, — Чумаков говорил отрывисто, с досадой. — Я отстреливался. Собаки, спасибо, вынесли!

«Выходит, что большевики нас предупредили», — подумал Бирич и спросил Рули:

— Что будем Делать?

— Сюда бандиты не решатся сунуться, — убежденно ответил американец. — Будем действовать так, как только что наметили. Господин Струкофф, выставьте охрану на радиостанций, у складов. Всем держать оружие наготове. В случае тревоги собираться здесь!

Рули отдавал приказы привычным тоном командира. Струков оделся и вышел в морозную ночь. Он направился к тюрьме, при которой жили приехавшие с ним из Владивостока милиционеры. Они вновь были под его командой.

Все чувствовали себя беспокойно. Пчелинцев нервозно передергивал плечами. Бирич постукивал пальцами по столу. Олаф неторопливо свернул письмо Мартинсона и спрятал его в карман. Чумаков поднялся с лавки:

— Пойду отдыхать!

Слова его разогнали тишину, которая придавила людей, и все оживленно, излишне громко заговорили. Рули пригласил:

— Прошу всех ко мне на ужин!

Бирич нахмурился и покачал головой.

— Благодарю, но у меня сын болен. К тому же мы тут еще немного задержимся. Надо подготовиться к собранию. Прошу вас, — Бирич остановил взглядом Чумакова, который уже взялся за винчестер, — ненадолго остаться.

— Хорошо, — покорно согласился Чумаков.