Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов

Причины введения карточной системы всегда экстраординарны: неурожай, война. Установление карточной системы в первую пятилетку мне до сих пор непонятно: не было ни неурожая, ни войны. Даже в Первую мировую войну карточки в России были введены только в 1916 году. В энциклопедиях и учебниках объясняется: единоличное сельское хозяйство с его отсталой техникой и низкой урожайностью не могло полностью удовлетворить потребности растущего городского населения; рост этот был вызван социалистической индустриализацией.

Индустриализация и в самом деле шла полным ходом, отвлекая из села часть трудоспособного населения, а в селе проводилась коллективизация, которая сопровождалась механизацией. Однако объяснить этими двумя факторами внезапную необходимость строгого нормирования потребительских товаров затруднительно, тем более что стала ощущаться очень острая нехватка продуктов и карточки с их скудными пайками подчас «не отоваривались». Думается, причина наступившего кризиса не в этом или не только в этом, а главным образом в следующем: во-первых, коллективизация, завершившаяся в 1932 году, не сразу позволила резко увеличить производство и продажу сельхозпродуктов – перестройка привела к сбою; к этому надо добавить, что многие крестьяне, вместо того чтобы сдавать свой скот колхозу, забивали его на личные нужды. Во-вторых, в целях скорейшей индустриализации, требовавшей широкой закупки за границей оборудования, государство резко увеличило экспорт сельхозпродуктов. Производство же ширпотреба сократилось из-за того, что главные силы и средства были брошены на строительство предприятий тяжелой индустрии и выпуск её продукции в увеличенном объеме.

Каждый трудящийся получил «заборную книжку» – маленькую белую брошюрку с листочками, разделенными на купоны по видам товаров. Название «заборная книжка» меня рассмешило; мне объяснили, что оно не от слова «забор», а от «забирать» – имелись в виду нормированные продукты.

Чтобы получить заборную книжку, надо было стать пайщиком ближайшего кооператива, это стоило не то 50 копеек, не то рубль в месяц. Дело в том, что продажей нормированных продуктов занималась не государственная торговая сеть, а городская кооперация во главе с Московским советом потребительских обществ – организацией массовой и весьма весомой.

Каждый район имел свой трест («общество»), наш носил звучное название БРРОП – Бауманское районное рабочее общество потребителей. Магазины стали именоваться кооперативами. Только и слышно было от женщин с сумками: «Чего в нашем каперативе дают?», «А очередь большая?», «А талоны на крупу отоваривают?» Забот у хозяек заметно прибавилось.

Отец тоже стал пайщиком «каператива» – того самого магазина в нашем доме, где торговали одни женщины, теперь это стал «наш кооператив». Иногда созывались собрания пайщиков, весьма бесплодные: пайщики ругали руководство за отсутствие продуктов, руководство неизменно оправдывалось тем, что на базе «продуктов нет». Так рассказывал отец, пока еще ходил на эти никому не нужные собрания.

Здание Мосельпрома в Нижнем Кисловском пер. Открытка 1920-х гг.

Как раз в это время Максим Горький начал издавать журнал «Наши достижения». В связи с этим злые языки пустили по Москве анекдот: «Знаете ли, что такое заборная книжка? – Бесплатное приложение к журналу «Наши достижения».

Однако заборные книжки просуществовали очень недолго. Их заменили цветными листочками – продовольственными карточками, выдаваемыми каждому потребителю раз в месяц. Для каждой категории едоков был свой цвет, а главное – свои нормы снабжения. Высшую категорию получали рабочие, независимо от квалификации, затем шли служащие, включая инженеров, техников, врачей, низшей категорией были иждивенцы. Дети имели преимущество в получении молока и молочных продуктов. Но как раз их-то не хватало, за молоком выстраивались длиннейшие очереди. Молоко продавалось в разлив, никакого фасованного молока в бутылках или пакетах тогда не существовало, продавцы разливали молоко в крынки и иную посуду покупателя. Очень плохо обстояли дела и с мясом: поголовье скота резко упало.

Однако далеко не все жители Москвы получили карточки. Представители враждебных классов были объявлены лишенцами, и карточек им не выдали. Я долго думал, что лишенец – оттого, что лишен карточек, на самом же деле им становился тот, кто был лишен избирательных прав, – бывший капиталист, недавний нэпман, царский жандарм или иной слуга самодержавия и буржуазного строя. Лишенцами стали и все служители культа.

Однажды у ворот нашего дома стояла бледная, интеллигентного вида женщина с грудным ребенком и девочкой постарше. Она просила подаяния, объясняя прохожим, что им не дали карточек: муж служил в белой гвардии. Женщины сочувствовали, клали в её сумку довески карточного хлеба.