Утро морей

— А сектантские методы на разум и не воздействуют, самый благодатный материал для сект — чувства и эмоции. Вспомните, о чем мы говорили раньше, — посоветовал Аверин. — Основой для нынешней паствы «Белого света» стал заскучавший средний класс. Деньги есть, базовые материальные блага — тоже, но хочется чего-то большего. А чего — непонятно, нет четкого ориентира. Вот на этом и играют.

Да и не только на этом. Ника взяла с ближайшего столика распечатку статьи, где как раз рассказывалось о способности замгарина притуплять критическое мышление. Она бы посмеялась над этим — если бы не недавняя беседа с сестрой.

— И что, им всем дают якобы смысл жизни и на это они ведутся? — нахмурилась Ника.

— Не в первую очередь. Предполагаемый смысл жизни, который представлен у них служением «высшим идеалам», — это менее надежный из двух основных инструментов.

— А более надежный?

— Заполнение уже существовавших пустот в жизни. Тех, что не очевидны, тех, о которых люди не говорят, чтобы не разрушить внешний образ престижности. Это ведь стало обязательным, вы заметили? Выставлять свою жизнь как можно более престижной. Толпа в итоге убеждена, что у вас все хорошо, а вас изнутри подтачивает невысказанная боль. Принцип крепкого на вид дерева, выгнившего изнутри. Оно кажется совершенным до последнего — а потом от одного удара рассыпается в труху.

И снова ей хотелось спорить, сказать, что у Даши такого не было, и у ее подруги, и у Артура… Но она понимала, что это наивно. Смысл-то не в том, чтобы доказать что-то Аверину, смысл как раз в том, чтобы понять самой.

Если говорить честно, Даша давно уже металась. Не знала, чего хочет от жизни, нервничала по пустякам. Потом еще влюбилась в придурка этого престарелого, Бореньку своего… Она часто обращалась к сестре за советом, и Нике это льстило. Она почему-то не подумала, что Даша просто не научилась жить самостоятельно.

Артур тоже… Ну да, успешный программист, но при этом замкнутый интроверт. Умеющий написать дорогущую программу, но не умеющий починить раковину и мучительно стесняющийся вызвать сантехника. Для него жизнь была одним непрекращающимся стрессом, пока замгарин не решил эту проблему.

Или ее подруга, Майя… Майя была в их небольшом кружке символом успешности. Она еще студенткой вышла замуж за богатого иностранца, укатила жить в Швейцарию, быстренько родила, чтобы укрепить свои позиции. Замгарин начала принимать еще там, но, когда пошел слушок о «притеснениях», рванула в Россию. Зачем? В Швейцарии уже разгорался не меньший пожар, могла бы сражаться там. Так что вело ее домой на самом деле? Стремление бороться за «Белый свет» — или желание сбежать от старого мужа, которого она втайне ненавидела, и ребенка, рожденного от ненавистного мужчины?

Это все были тихие беды, которые никто не понял бы, никто бы не утешил. Кроме «Белого света». Марина Сулина и компания действительно подсовывали своим адептам якобы высшую цель, ради которой можно было с готовностью отложить личные проблемы и все равно не чувствовать себя неудачником. Они все отныне борцы и творцы будущего…

— Знаете, в чем главная опасность такого вот сектантского мышления? — поинтересовался Аверин.

— И в чем же?

— Их с первого дня убеждают в том, что они — исключительные, замечательные, невероятные и уникальные. Убеждают достаточно активно, как мать, которая твердит своему чаду, что оно, чадо это, лучше всех на свете. Только здесь мы имеем не слепую любовь матери, а якобы аргументированное убеждение. Оно дает плоды очень быстро, людям приятно верить, что они — хорошие. Что нужно было делать раньше, чтобы считаться замечательным человеком?

— Да хоть что-то делать, — криво усмехнулась Ника.

— Вот именно. А в «Белом свете» поначалу не требуется ничего. «Ты с нами — уже этим ты прекрасен». А дальше, когда «Белому свету» что-то понадобится, его адепты пойдут на что угодно, лишь бы не утратить статус исключительных личностей.

Перед глазами снова стояло лицо младшей сестры. Даша, милая, робкая, раньше и мухи не обидевшая бы, первой полезла в драку с полицейскими.

Это Ника знала наверняка — что первой. Когда Даша ушла из дома, она двинулась следом. Она держалась на расстоянии, скрывалась, потому что понимала: слушать ее никто не станет. Ника просто хотела узнать, что же будет дальше.

И узнала — на свою беду. Она видела все: как Даша и ее новые друзья веселились, пока им было дозволено. А как дали команду — полезли в драку. Сразу же, без единого вопроса. И все это кто-то снимал, а кто-то вел прямой эфир, во всем чувствовалась режиссура и показуха.

— Так значит, самое страшное — это то, что они у нас теперь все исключительные без исключения? — поморщилась Ника.