Утро морей

Ну и конечно, был Макс. Теперь свободный… или казавшийся свободным. Не мог же он по-прежнему залипать на эту девицу после того, как она его бросила, правда? Юля не знала всех подробностей, Макс не говорил, а с Никой было не связаться. Но общая история была ей известна. Ника сбежала прямиком из больницы, уехала в другой город и оттуда написала, что больше не хочет иметь с Комитетом ничего общего. Вроде как они теперь ничем не отличаются от «Белого света» и это приведет к трагедии.

Заявление показалось Юле откровенно оскорбительным. «Белый свет» напал первым, а Комитет был всего лишь ответом на его действия. Да еще и главным делом жизни Макса! Неужели Ника не понимала этого?

И спасибо, что свалила, здесь ей больше не было места.

Некоторое время Юля еще присматривалась, выжидала, а потом решилась подойти. Улучила момент, когда Макс сидел на открытой террасе и что-то читал. Заявление, что ли?.. Нет, больше на письмо похоже.

— От кого оно? — удивилась Юля.

Макс перевел на нее усталый взгляд. Похоже, он давно уже не спал…

— От Ники.

Ну, понятно… Вот и пояснение.

— Она пишет тебе?

— Как видишь. Не первый раз уже.

— И ты отвечаешь ей?

— Нет. Она не хочет ответа.

— Зачем вообще это читать? — поморщилась Юля. — Она еще на что-то надеется?

— Тебя это не касается. Чего ты хотела?

— Хотела узнать, свободен ли ты сегодня после работы… Может, сходим куда-нибудь вместе? А то ты совсем замкнулся! Так же нельзя, надо как-то выбираться из этого!

Когда она прокручивала эту речь в голове, получалось легко и уверенно. Обычное дружеское предложение, без неловкости, на которое Макс обязан был согласиться.

Вот только прозвучало в итоге нервно, сбивчиво, Юля и сама бы на его месте не согласилась. Но разозлилась она не на себя, а на него, так было удобнее.

— Нет, спасибо, не хочется, — отозвался Макс.

— Не хочется выбираться?

— Неоткуда.

— Послушай, отрицание…

— Юля, хватит, — прервал он. — Я ценю твои усилия, но сейчас — не нужно.

— Значит, она тебя не отпускает… Что она предлагает тебе? Она ведь что-то предлагает?

— В некотором смысле, а дальше не гадай.

— Ну и что же ты планируешь — позволишь себе и дальше любить? Ну да, а в какой-то момент поставишь эту любовь выше всего и откажешься от нас ради нее!

Макс посмотрел на нее как-то странно, усмехнулся, но ничего не сказал. Он достал из кармана зажигалку и без сомнений поджег письмо, а потом задумчиво наблюдал, как нервные строки превращаются в пепел.

И тут Юле бы радоваться, а она чувствовала лишь тревогу. Потому что «нет» он ей так и не сказал.

* * *

Она снова сидела на крыше. Только на этот раз крыша была маленькой, прогретой солнцем, покатой и принадлежала ее дому… Или, точнее, тому дому, который Ника сделала своим. Она пришла сюда — и все, а дом как будто ждал ее. Если бы вдруг вернулись хозяева, она бы извинилась и ушла в точно такой же дом по соседству. Заплатила бы, если бы они захотели. Но вряд ли они вернутся. Такие поселки, бесконечно прекрасные и уютные, еще не начали оживать, однако Ника верила, что этот миг не за горами. Людям надоест скалить друг на друга клыки и захочется сюда, в тишину и покой.

Ей нужно было бежать, потому что иначе кровавый фейерверк, все еще стоящий перед глазами, грозил свести ее с ума.

Она не могла больше жить там, делать то, что делала, и служить этим людям… Но и «Белый свет» она поддерживать не начала. Потому что, как ни крути, сестру она потеряла из-за «Белого света», который сыграл такую же роль, как пуля в висок. Ника больше не верила в то, за что начала сражаться. Ей хотелось просто жить, а не с хрипом рваться вперед. Убегая из больницы, она даже не была до конца уверена, что это возможно.

А оказалось возможно. Здесь, у моря. Смотреть на него, дышать им. Зарабатывать статьями. Гулять по берегу. Покупать продукты в соседней деревушке — оттуда люди так и не уехали. Это не привело бы ее к славе и богатству, но Ника вдруг обнаружила, что ей не нужно ни то, ни другое.

Ей нужен был как раз такой момент: сидеть на теплой крыше и смотреть на голубые волны, подсвеченные золотом.

Еще — писать письмо.

К этому она тоже пришла не сразу. Сначала тоска по Максу была смешана с горечью. Как ни крути, он был причастен к смерти Даши. Она не могла не думать об этом. Ника боялась даже, что уже не перешагнет через это препятствие.

Но оказалось, что все не так уж плохо. Душа заживает порой совсем как тело: понемногу, по чуть-чуть. Боль слабеет. И нельзя перестать любить просто за один поступок… Иногда и за сотню нельзя, и вообще нельзя. Она вот не могла.

Но не могла и вернуться, потому что там — не только Макс. Да и Макс, оставшийся там, скоро исчезнет, превратится в нечто новое, то, что она любить не сможет. Даша, вон, превратилась…

Тогда она и начала писать ему письма. На бумаге писать, потому что к личной встрече она была не готова, а телефонный звонок был бы наполнен неловкостью и гневом. Бумага щадила. Она давала шанс подумать над каждым словом, не ляпнуть лишнего, коснуться мягкой шершавой поверхности и словно передать свое прикосновение на расстоянии.