Утро на Чертовой горе

Когда человек (или робот?) попытался при помощи старухи идентифицировать себя, та процедила все тем же презренным тоном:

«Ты — предвестник дурных времен и несчастий. Ты — напоминание о глупости людей прошлого, об их безрассудстве и тщеславии перед ликом высших сил. Ты — памятник кары, которую боги наслали на наш мир, спалив его дотла своим священным пламенем. Возомнив себя хозяевами природы, твои хозяева надругались над ее богатствами, извращали ее суть, создавая тебе подобных. Их наглость не осталась незамеченной. Они поплатились — но нам был дан шанс не повторить их ошибок. Мы уважим духов и будем чтить богов, чтобы они были к нам благосклонны.»

Она прикрыла глаза и какое-то время покачивалась взад-вперед, быстро проговаривая про себя что-то, а потом снова обратилась к нему, смотря как бы сквозь него:

«Прошлой ночью духи говорили со мной. Они сказали, что заблудший зверь явится в нашу деревню вслед за другим, и будет искать здесь поводыря для завершения своего путешествия. Я должна буду дать ему такого поводыря, чтобы избавить Племя Большой Горы от пагубного присутствия зверя. Теперь я вижу, что они имели ввиду, и у меня нет иного выбора, кроме как повиноваться их воле.»

Она окликнула одного из охотников, стоящих снаружи, и представила его скитальцу. Охотника звали Крыло Жаворонка; он знал, где находится довоенное сооружение. Гость из капсулы не сомневался: туда-то ему и нужно. Об этом кричало его нутро, и все указывало на то, что его путешествие должно завершиться там.

Старуха не удосужилась попрощаться с ним. Только сказала Крылу Жаворонка вернуться до темноты и небрежно махнула рукой, чтобы выходец из капсулы поскорее убирался. Когда они снова шли через узкие пещеры и плато Каменного Города, те же полные пренебрежительного страха глаза провожали металлического скитальца в его заключительный путь. Здесь его ненавидели. Но сейчас ему не было дела до этих людей с их предрассудками и мелочной неприязнью. Он чувствовал, что близок. И уходил без сожаления.

ㅤ

***

Пока они шаг за шагом огибали Чертову Гору, продираясь сквозь ее скалистые леса, выходец из капсулы на деле убедился в дикарском проворстве своего провожатого. Крыло Жаворонка передвигался с невероятной скоростью: он ловко перескакивал валежник, взбирался на деревья и утесы со стремительностью шимпанзе, с грацией рыси. Выходец из капсулы не отставал — его синтетические мышцы не уступали дикарю, и все же в сравнении с другим человеком Крыло Жаворонка был прямо-таки дуновением ветра, воплощением скорости. Очевидно, он стремился выполнить наказ старухи вернуться в Каменный Город до темноты; поразительно, каким влиянием обладала эта карга на своих соплеменников.

Человек (или робот?) чувствовал себя совершенно зависимым от проводника. Крыло Жаворонка вел его через тропы и лазейки, известные лишь ему одному. То обстоятельство, что выходец из капсулы ни за что не смог бы самостоятельно ориентироваться здесь, не вызывало сомнений, поэтому какая-то его часть была весьма благодарна старухе за оказанную помощь — хоть сам он этого и не признавал. Остальной частью он продолжал попрекать себя за то, в каком положении оказался; ему хотелось бежать еще быстрее, рвануть вперед и поскорее добраться до Имени, но вместе с тем он понимал, что это невозможно — и терзался этим.

Их лесной забег длился около часа. После этого деревья наконец расступились — они вышли к голому плоскогорью на другой стороне Чертовой Горы, где ее склон был более сглаженным и совершенно безлесым. Дальше Крыло Жаворонка идти отказался. «Ыди на сефехр», — бросил он выходцу из капсулы со все тем же искаженным акцентом, а затем быстро исчез в зарослях, словно его и не было.

Железный скиталец осмотрелся. Пологие всхолмья плавно спускались с Чертовой Горы вниз, где терялись в тени далеких деревьев, а из их склонов вырастали монолитного вида скалы. Эти скалы были преимущественно овальной и круглой формы, и каждая вызывала в сознании какой-то неприветливый образ, будто десятки чертей вылезали из земли и устремляли к выходцу из капсулы свои злобные рыла. Теперь ему было ясно, откуда пошло название этого места.

Минуя уродливые глыбы и перебираясь с одного холма на другой, он уже мысленно находился у координат и искал взглядом любую деталь, которая нарушала бы естественность ландшафта, — а между тем со склона открывался невероятный вид на окрестности. Отсюда не были видны Паллаза и Мегаполис, которые остались по ту сторону горы, зато до самого горизонта простирался неравномерный ковер: здоровый лес перемешивался с погибшим от пожара, и эти далекие контрастирующие узоры были подобны разводам бензина на воде в своей завораживающей структуре. Небо покрывали рваные тучами, плывшие на восток, а под ними жизнь боролась со смертью, зелень боролась с пеплом, и редкие прорехи этого неравномерного одеяла скрывали в себе разброшенные деревушки и лесничьи хижины. Клонясь к западу, солнце проливало на тайгу последние капли вечернего света, и та засыпала, засыпала без людей, предвкушая очередной день тяжкой реабилитации.