Утро под Катовице. Книга 1

— Разойтись! Всем чистить тропу к бане! — и, обращаясь ко мне, продолжил, — Андрей, Федор, гляньте, как там у финнов парная устроена, а мне надо идти, — после этих слов, выйдя из дома, старшина отправился в сторону штаба, а мы с Павловым, прихватив дрова и лопату, двинулись к небольшому бревенчатому строению, расположенному в дальнем углу огорода. Подойдя к заметенной снегом двери, я за пару минут расчистил её, и вошел в деревенскую сауну.

— Ишь ты, аккуратно сделано! — зайдя следом за мной, заочно похвалил хозяев дома Павлов, разглядывая в полумраке внутреннее убранство, — и топят по-белому, и полок с умом сделан, вот только ещё найти бы, где у них веники? Надо бы чердак проверить!

— А они без веников парятся, — блеснул я эрудицией, — И пар не поддают, видишь каменки-то нет.

Федя оторопело уставился на печку, оглядел её со всех сторон и, соглашаясь со мной, возмущённо прокомментировал:

— Вот ведь неруси! Неужели так трудно было узнать, как правильно сделать? Совсем рядом ведь живут, вон, в Олонце, небось, бани-то как у людей! А эти чухонцы… и как же нам теперь без веников?

— Надеюсь, в лесу пихта растет, из неё тоже можно сделать, если нет, тогда из ели, но давай сперва затопим — предложил я единственно возможный, в сложившейся ситуации, вариант.

Это что из ёлки? Колоться ведь будут! Ты сам-то пробовал? — заинтересованно засыпал меня вопросами Павлов.

— Пробовал с пихтовым, — я с ностальгией вспомнил свою сибирскую молодость ТАМ, — Немного непривычно, но если нет берёзового, то деваться некуда, — заключил я, отрезая от полена щепу для растопки печи.

— Это да, некуда… — согласился Павлов и, сев перед печкой, приступил к растопке, используя бересту, сорванную с полена, и нарезанную мной щепу. Через минуту в топке весело заиграло пламя и комот сунул туда полено, — Ишь я, дурень, размечтался, — продолжил он разговор, глядя, как разгорается огонь, — Тут ни белья, ни матрасов, война за околицей, а я по веникам тоскую, — после этих слов, он забросил в печь ещё три полена и закрыл чугунную дверцу, — Ладно, пошли, часа через полтора уже мыться можно будет.

Выйдя вслед за Павловым на улицу, я увидел, что усилиями санитаров тропа от дома до бани уже расчищена и один из них, энергично махая топором, занимается колкой дров, ещё двое несут от колодца ведра с водой для бани и дома — молодцы! По возвращении в избу, я наполнил брошенный финнами закопченный чайник водой и поставил его на печку — за полчаса должен закипеть — затем посмотрел на часы, которые в нашем маленьком сборном отряде были только у меня, сообщив парням, что настало время обеда. Данная информация была воспринята с большим воодушевлением и мы, взяв свои котелки, направились к полевой кухне за долгожданной порцией горячего питания. Там уже собралась практически вся рота, и бойцы, дожидаясь своей очереди, курили и весело обменивались впечатлениями о местных реалиях, обсуждая мороз, непривычный для многих после Белоруссии, тесные дома, где придется спать на полу без одеял и матрасов, ну и хит сезона — финские бани без каменки и веников.

Наполнив котелки пищей, мы вместе со старшиной вернулись в избу и сев за стол, быстро расправились с обедом, состоявшим из щей с кислой капустой и перловки с мясом. Не хотелось бы кликушествовать, но похоже, это будет наше стандартное меню на ближайшие месяцы. Опустошив свою походную посуду, санитары под командованием Павлова, в соответствии с приказом комиссара, ушли проверять бойцов роты на вшивость (в прямом смысле), а я, выйдя со двора, под внимательными взглядами постовых, срезал ножом с молодой одиноко растущей ёлки десяток веток подходящего размера и вернулся в избу, там за десять минут связал два веника, попутно рассказав старшине, об особенностях финской сауны. Потом мы в ожидании готовности бани занялись своими делами. Калинин достал из вещмешка картонную папку, сел поближе к окну и углубился в изучение своих бумаг, задумчиво шевеля губами и делая пометки карандашом. Я же, взяв винтовку, тщательно её почистил, протер все детали насухо, затем, достав простыню, купленную ещё в Горьком, оторвал полосу белой ткани и стал аккуратно обматывать приклад. Старшина, заметив мои манипуляции возмущённо воскликнул:

— Ты что творишь!? Казённую вещь портишь! Да тебя надо под трибунал за вредительство!

— Спокойно, старшина! Я эту простынь за свои кровные покупал, смотри — здесь нигде нет штампа РККА! — постарался я его успокоить.

Калинин, бросив свои бумаги, подошел ко мне и придирчиво осмотрев белую ткань со всех сторон, недовольно сказал:

— Все равно зря, вещь хорошая, а ты её на финтифлюшки изводишь!

От этих финтифлюшек, как Вы, тащ старшина, изволили заметить, в скором будущем будет зависеть моя жизнь, да и не только моя. А это дороже, намного дороже белой тряпки!

Старшина, недовольно покачав головой, вернулся к своим бумагам у окна и уже оттуда спросил раздраженным голосом:

— Ты слышал, что Павлов меня Петровичем зовёт?

— Так точно, тащ старшина!