Утро Судного Дня

- М-да, - изрек он наконец. - Батька твой мне говорил, но как-то не верилось.

- Теперь верится? - спросил я, улыбаясь.

- Теперь верю. И завидую, Тёмка! Как так получилось?

- Есть пара идей, - сказал я. - Как только узнаю точно, непременно с тобой поделюсь.

- Не возражаю. Я тоже не против скинуть годков пятьдесят. Николай, ты можешь быть свободен. Эх, Тёмка! Как я рад, что всё обошлось. Отец твой - просто кремень. Только позавчера я узнал, где ты был.

- Не злись на него, дед, - сказал я. - Батя дал мне слово.

- Ну и что? Ты у меня - единственный внук! Мог бы мне сказать!

- Дед, ну ладно! У тебя и так с сердцем проблемы!

- Уже нет. Оно у меня теперь механическое. Насос. Железяка! Представь: оно не стучит, а урчит! - Дед засмеялся, но тут же оборвал смех и добавил серьезно: - Никогда бы не согласился, но время такое - не до инфарктов. Эх, Тёмка, Тёмка! Знаешь, когда ты родился, мы все думали, что наш мир - незыблем. Даже когда началась вся эта дрянь с «ифритом», всё равно мы верили, что Россия превзойдет любые катаклизмы. Если бы ты знал, Тёмка, из каких топей мы тогда вырвались!

- Дед, я всё знаю. Забыл, где я учился?

Дед посмотрел на меня пристально, потом признал нехотя:

- Да. Ты должен знать. Это меня твоя нынешняя физиономия с толку сбила. Сущий юнец ты с виду, Артём Грива! - Дед захихикал. И вдруг как-то сразу весь подобрался, посерьезнел: - Всё, лирики довольно. Артём, сейчас ты подробно и вдумчиво расскажешь всё, что с тобой произошло. Всю эту безумную историю, в которую ты угодил.

- Ты уж прости меня, дед, но все я рассказать не могу.

- Это еще почему? Боишься, что ли, контракт нарушить? Так ты не бойся. Пусть они себе твой контракт знаешь куда засунут!

- Дед, есть кое-что посерьезнее контракта.

- Если у тебя блок, это не страшно, - заявил дед. - Лучшие наши спецы будут здесь не позже сегодняшнего вечера.

- У меня нет блока, - сказал я. - Это вопрос совести, а не психиатрии. Я дал клятву. И нарушить ее только потому, что внутри Комитета нашлись бесчестные люди, я не могу.

- Кому ты клятву дал? Комитету своему? Так они едва тебя не ухлопали! - проворчал дед.

- Дед, ты не понял. С «Алладином» я подписал контракт. Сейчас этот контракт можно считать разорванным, но не разглашать внутренние секреты «Алладина» я клялся на Писании. А это, как ты понимаешь, совсем другое.

Дед выругался. Нелитературно.

- Да, дед, - сказал я. - У них тоже есть психологи. И они, поверь, не зря свой хлеб кушают.

- Выходит, клятва эта тебе дороже, чем Родина? - спросил дед.

Я пожал плечами. Некорректно поставленный вопрос.

- И все-таки ты расскажешь, - сурово произнес дед. - Причем не мне.

- А кому? - насторожился я.

- Мне, - раздалось за моей спиной.

Я обернулся, как ужаленный. И вытянулся стрункой. Государь.

- Ваше Величество!

- Андрей Алексеич, можно тебя попросить оставить нас вдвоем? - произнес Государь.

- Да, Ваше Величество. - Дед слегка поклонился и вышел, успев шепнуть мне на прощание: - Чуть не забыл. Красавица твоя у меня живет. Уже по-русски болтает.

Государь дедово кресло занимать не стал. Сел на диванчик у окна, показал на стул напротив, садись, мол.

Я сел. Своеобразное ощущение - сидеть в присутствии Государя.

- А ты действительно помолодел, Артём Грива, - сказал он.

- Ваше Величество, я не знаю, как так получилось.

Если бы знал...

- Есть такое слово - чудо, - сказал Государь.

- Ну не то чтобы чудо. Есть одна фирма в Гонконге...

- Знаю, - перебил меня Государь. - Мне предлагали.

- И - вы?!..

- Я отказался. Мне довольно того, что Богом отпущено.

- Меня-то не спрашивали, Ваше Величество, - смущенно проговорил я. - К сожалению, я не имею права об этом рассказывать. Я поклялся...

- Можешь. Мне - можешь, - Государь улыбнулся.

Эту улыбку я помнил с детства. Именно так он улыбался на гало-портрете в моей детской. В углу - маленький иконостас, на стене напротив окна - Государь. Правда, на том портрете волосы Государя еще не были седыми.

- Мне - можешь, - сказал Государь. И добавил торжественно: - Именем Господа нашего освобождаю тебя от всех клятв, кроме дворянской присяги!

Я склонил голову. Государь - глава нашей Православной церкви. Выше него - только Господь. Его именем Государь всея Руси Александр Четвертый мог это сделать.

- Теперь честь твоя не потерпит урона, если ты захочешь поделиться со мной тем, что знаешь, - уже обычным голосом продолжал Государь. - Если захочешь, - повторил он. - Я тебя не неволю, Артём.

Я чувствовал, что Государь говорит искренне. И еще я знал: Государь предоставил мне выбор, потому что был уверен во мне. В том, что я, принимая решение, буду руководствоваться не собственной выгодой, а интересами моей страны. Так же, впрочем, как любой русский дворянин. Это был высочайший уровень доверия. Я могу промолчать. И никто меня не упрекнет. Никто не скажет: ты должен! Скорее всего, никто, кроме нас двоих, об этом даже не узнает.

Но я-то буду знать. И Государь. За мной останется долг, который мне, скорее всего, никогда не удастся вернуть.