Утро туманное

Наташу от этого «она своя» словно кипятком обдало. Так хорошо стало вдруг… И так легко! Господи, да неужели сразу, утром еще, не мог сказать, что она теперь «своя»? И слово какое хорошее… Своя, моя… Никто и никогда ее так не называл… Разве что Игорь когда-то, но об этом лучше забыть. Там это «моя» звучало совсем другим смыслом. Обманным, жестоким.

Елена Борисовна все же улеглась на диван, они сели рядом в кресла. Слушали ее сбивчивые виноватые объяснения:

– Да эти мои проклятые панические атаки… Ничего с ними не могу поделать! Вот до гипертонического криза себя довела. Так стыдно, честное слово… Веду себя словно капризная девочка! Ведь понимаю, что так нельзя, но ничего поделать с собой не могу!

– Да перестань, мам… Все нормально. Это я виноват, что вчера не позвонил. Я ведь и впрямь обещал. Прости, мам.

– Я так понимаю, тебе вовсе не до меня было… – с улыбкой глянула на Наташу Елена Борисовна, и та смущенно отвела глаза. – А я ведь спрашивала недавно, мол, есть у тебя кто-то? А ты молчал как партизан… Хоть бы предупредил заранее, что не один придешь, я бы подготовилась! А то лежу сейчас в халате, в таком неприглядном виде… Вот вечно у тебя все так, Тема! Совсем ты со мной не считаешься!

Елена Борисовна снова улыбнулась, да и упрек ее звучал не обидно, а даже немного кокетливо. Мол, я знаю, что это неправда, и ты тоже знаешь…

Впрочем, Артем и не собирался оправдываться. Быстро посмотрел на часы, нахмурился.

– Ну ладно, мам… Ты тут еще Наташе пожалуйся на меня, пообщайся, а мне бежать надо. Дела срочные ждут. А через пару часов я вернусь… Ну, может, позже…

Наташа моргнула удивленно и растерянно – как это, бежать надо? Она что, наедине с мамой останется? Ничего себе…

Елена Борисовна, видя ее замешательство, проговорила тихо:

– Да ладно, деточка, не бойтесь, я вас не съем… Пусть он идет, если надо. Или вы тоже опаздываете куда-то, да? Тоже на работу?

– Нет… Я никуда не опаздываю. Я в отпуске.

– Ну, вот и отлично! Мы сейчас Тему проводим и чаю попьем. А лучше кофе…

– Но ведь, наверное, нельзя кофе? Вдруг после кофе снова давление поднимется? – осторожно спросила Наташа.

– Мне теперь уже все можно, знаете ли, – махнула рукой Елена Борисовна. – Старость тем и хороша, что все уже можно. Никакие запреты решающей роли уже не играют…

– Мам, я все слышу! – заглянул из прихожей в гостиную Артем. – Что значит – все можно? К тебе скорую с высоким давлением вызывали, ты что? Какой может быть кофе?

– Ладно, ладно, иди… – ласково махнула рукой Елена Борисовна. – Сами разберемся…

Когда за Артемом захлопнулась дверь, Елена Борисовна подняла голову от подушек, села на диване, внимательно глянула Наташе в глаза. Потом спросила осторожно:

– А вы давно с Артемом знакомы, да?

– Нет. Недавно. У вас хороший сын, Елена Борисовна. Очень добрый и умный… Он мне очень помог. Я ему благодарна…

– Благодарна – и все?

– Нет… То есть я не знаю… Мы недавно знакомы, и я… Я и сама еще ничего не понимаю…

– Ой, простите меня, деточка. Кажется, я слишком далеко зашла со своими вопросами. Простите! Больше не буду, правда! Хотя… Еще один вопрос вам задам… Он жаловался на меня, да? Ну, что я его контролирую… Что звоню все время и пытаюсь узнать, все ли с ним в порядке…

– Нет, не жаловался. Что вы! Нет…

Елена Борисовна вздохнула, помолчала немного. Потом заговорила с отчаянной грустью в голосе:

– Да вы поймите, деточка, это ведь никакой и не контроль вовсе… Это состояние такое особое – состояние вечного беспокойства. И ничем его унять нельзя, как ни старайся. Да, Артем все время пытается мне что-то объяснить, что-то доказать – нехорошо это, мол, неправильно! Будто я и без него не понимаю, что это неправильно! И что ему плохо от моего беспокойства. Все, все я понимаю, да… Но только поздно уже что-то менять, раньше надо было. Стара я уже, психика не такая гибкая, как раньше. Нет, меня уже не изменишь… Так и буду жить до конца с тревогой о сыне, она уже моей второй сутью стала. Разве можно меня за это судить, правда, деточка? Ну вот такая я, что же делать…

– Нет… Нет, конечно, – с такой же грустью в голосе ответила Наташа. – Как же можно судить, что вы! И даже более того… Я вас очень хорошо понимаю, Елена Борисовна. Я ведь сама такая… Все время тревожусь о дочери, постоянно ее контролирую… Артем говорит, что я пытаюсь жить за нее и тем самым будто съедаю эту ее жизнь. Мне очень больно, когда он так говорит!

– Ну что я тебе могу сказать на это, деточка… Наверное, он прав. Ты молода, ты еще можешь что-то исправить. Это мне уже поздно, а тебе… Да если б у меня были силы жить по-другому, была возможность начать сначала свою жизнь! И если б мне встретился на пути человек, который сказал бы – очнись, так нельзя…

– И вы бы смогли себя изменить, да?