Утро. Ветер. Дороги

На семейном совете было решено, что я подам заявление на дневной факультет. Дядя Александр говорит: «Студентами мы бываем раз в жизни, и это самая чудная пора». Поэтому папа и слышать не хочет о заочном факультете. А я твердо решила идти на заочный.

Шуру отпустили в Рождественское за вещами. Попов добился для нее московской прописки. Шура уговорила папу помочь ей. Так что они едут вместе.

Они зарегистрируют свой брак сразу, как папе дадут развод. Это будет скоро, в апреле.

Шуре, кажется, хочется похвастаться перед односельчанами своим мужем.

Пусть их едут. Оба так счастливы. И напрасно они ждут регистрации, пусть бы Шура сразу перебиралась к нам. Целых три комнаты. Зачем жить в гостинице или у тети Попова? Но отец в этом отношении какой-то старомодный.

Проводив отца, я прибрала в квартире и засела за учебники. Но часов в десять почувствовала, что сильно устала, — все же я сегодня работала. И прилегла в халатике на кровать с томиком Станислава Лема. До чего же я люблю этого писателя! И не только его фантастику, но и его философские вещи. «Сумму технологии» я проштудировала с карандашом в руках три раза. Но в тот вечер я читала рассказы о навигаторе Пирксе. Поиски человеческого в современном изменяющемся Мире, на самой высокой ступени развития цивилизации.

Днем ребята с нашего двора притащили мне котенка — такой пушистый, дымчатый, веселый-превеселый котенок, что я пришла в восторг. Я назвала котенка Мики-Маус. Напоила его молоком, потом сбегала купила ему рыбки, — он поел с удовольствием и сразу стал ходить за мной по пятам, а как только я садилась, залезал ко мне на колени.

Это был первый мой котенок в жизни, потому что мама всегда боялась глистов и никогда не разрешала приносить в дом ни кошек, ни собак. И теперь я читала, а Мики-Маус лежал, прижавшись ко мне, и мурлыкал.

Часов в одиннадцать кто-то позвонил в квартиру. Подумав, что это кто-нибудь из соседей, я, не спрашивая (впрочем, я никогда не спрашиваю: кто?), открыла дверь. За дверью стоял совершенно обессилевший Зомби.

— Владя, Владя, — зашептал он, — впусти меня.

Глава восемнадцатая ИСПЫТАНИЕ

— Я же не фашист какой-нибудь, — жалко твердил Зомби, — впусти меня!

Конечно, этот дурак был не фашист. Скажите по совести: как я могла его не впустить?

— Заходи, — сказала я и, пропустив его, заперла дверь. Он, шатаясь, прошел в комнату и тяжело плюхнулся на стул. Затем высморкался в грязный платок — он был совершенно простужен.

— Меня ищет милиция, — сказал он, — я умираю с голоду. У меня есть деньги, но в последние два дня я боюсь заходить в магазины. Боюсь попросить купить. Всех боюсь. Дай хлеба, Владя.

— Сейчас. Подожди!

Я помчалась на кухню, поставила на одну конфорку плиты чайник, на другую обеденный борщ в кастрюле, разбила на сковородку три яйца. Нарезала хлеба.

Потом он ел, давясь от голодной жадности, а я спокойно рассматривала его. В конце концов, я будущий психолог и мне необходимо изучать всякую психику — и добрую, и злую.

Пальто и шапку Зомби положил на пол возле себя. Костюм был в пыли, в каких-то стружках, опилках, мягкие золотистые волосы в паутине. Как он сразу изменился: небритый, грязный, как Зинка неделю назад, осунулся, похудел и… не смеялся.

— Спасибо, Владя, — сказал он, поев и выпив три чашки чая, — третий день не евши не пивши. Ты одна…

Он воровато огляделся.

— Я слышал, как ты отца провожала в деревню. Ждал, когда народ перестанет ходить.

— А где же ты был?

— На чердаке прятался.

— Все время?

— Нет. Со вчерашнего дня.

— Но что же ты думаешь делать дальше?

Он болезненно сморщился и потер руки. Глаза у него всегда были навыкате, а сейчас, когда он похудел, выкатились еще больше.

Все же он был красивым парнем, если б не выражение наглости и бездумности в лучшие для него времена и панического страха теперь, в беде. Но чего он боялся? Рецидивист, тюрьма для него — дом родной. Я спросила его об этом.

— Плохо переношу арест, слишком нервный, — пояснил он мне. — Вообще, какой идиот выдумал насчет «дома родного». Хуже тюрьмы ничего нет. Я когда выходил, крепко решил завязать, и вот…

Он безнадежно махнул рукой.

— Морлока опять встретил… Человека одного… какой он к черту человек. Наподобие фашиста. Опять я и закрутился.

— Зом… Как тебя звать-то?

— Валерий Шутов.

— У меня брата зовут Валерий.

— Если бы у меня была такая сестра, как ты… не попал бы я опять е такую историю.

— У тебя мама есть?

— Есть.

— Это больше, чем сестра… если, конечно, любящая мать.

— Мать у меня хорошая. Да вот я не в нее удался.

— Что же тебе все-таки делать? Давай подумаем.

— Что теперь думать — поздно! — уныло махнул он рукой. — Если бы Морлока не взяли, он достал бы мне другой паспорт, а с этим куда я подамся?

— Валерий, сколько ты классов окончил?

— Училище я закончил медицинское. В колонии всегда фельдшером работал.

— Фельдшером? Ты фельдшер? Почему-то я была крайне поражена.

— Но у тебя же есть профессия! Тогда почему ты не поступил на работу в больницу? Я слышала, фельдшеры нужны.