Утром, в день святого Патрика. Десять нитей

Да, да, подумал Митч, ему действительно подсказывают способ спасти свою репутацию. Больше того, если он пойдет навстречу Максуэллу, ему обеспечены деньги и все, что вытекает из обладания ими.

— Максуэлл — лжец, — медленно, отчетливо произнес он. — И укрыватель убийцы. Именно это я и хотел сказать, лейтенант.

— Докажите! — крикнул Максуэлл, и лицо его потемнело. — Если вы не докажете это фактами, я подам в суд и сотру вас в порошок. Я не позволю называть себя лжецом.

— А вы думали, я позволю? — ответил Митч и с любопытством взглянул на Максуэлла, словно впервые его видел.

— Послушайте, вы! — Лейтенант внезапно вспылил. — Дайте мне доказательства. Мне нужны факты.

— Ничего он дать не может, — пренебрежительно скривился Максуэлл. — Ведь это вздор!

Митч лихорадочно пытался припомнить какую-нибудь деталь, за которую мог бы ухватиться.

— Я как-то не подумал о машине… — пробормотал он. — Даже по туфлям миссис Максуэлл можно было догадаться, что она не пешком добралась до Лос-Анджелеса. Да и вообще, с тех пор, как она стала женой этого мешка с деньгами, вряд ли ее устраивает пеший способ передвижения.

Митч видел, что Максуэлл с трудом сдерживает ярость, то ли искреннюю, то ли наигранную, а Натали вся превратилась в слух. Он решил, что в ней все же еще осталось что-то человеческое.

— Почему вы ушли от Карлайла? — обратился он к миссис Максуэлл. — Что это был за человек? Вы поссорились? Вы ненавидели его? Он вас мучил?

Полуоткрыв от изумления рот, женщина не сводила с Митча заблестевших глаз. Ее муж порывался вскочить, пустить в ход кулаки, и Митч знал, против кого.

— Сидите, Максуэлл! — остановил его полицейский. — А вы попридержите-ка язык, — повернулся он к Брауну. — Бросьте заниматься тут всякой психологией и приписывать людям черт знает что. Миссис Максуэлл доказала свое алиби. И если уж вам хочется его опровергнуть, то закон требует надлежащих доказательств.

— Но с чего бы я стал лгать? — спросил Митч. — В расчете на деньги? Смешно… — Он умолк и удивленно уставился на Натали; она вдруг открыла сумочку, достала губную помаду и спокойно принялась подкрашивать губы. Убийство… Тюрьма… А она красит губы. Клевета… Шантаж… А она губы…

— Приведите доказательства, — сердито настаивал полицейский.

— Одну минуту, — ответил Митч, откидываясь на спинку стула. — Продолжим разговор о деньгах. Видимо, у Натали есть все, что можно купить на деньги. Все ее расходы оплачиваются, но у нее есть свой текущий счет.

— Уйдем отсюда, — встал Максуэлл. — Этого типа снова прорвало.

Полицейский тоже собирался уходить из кабины и подталкивал Митча к выходу.

— А знаете, что я могу доказать? — сказал вдруг Митч.

— Ну? — нетерпеливо буркнул Принс.

Протянув руку, Браун вдруг схватил сумочку Натали — ту самую, зеленую, под цвет ее туфель.

— Позвольте, позвольте! — Максуэлл попытался помешать ему, но опоздал.

— Посмотрите, тут ли чековая книжка, — сказал Митч, передавая сумку полицейскому. — Толстая чековая книжка. На первой странице проставлена фамилия Натали и все остальное. Вряд ли она часто выписывает чеки. Так что книжка — та же самая.

Принс с недоумевающим видом держал сумку в руках.

— Найдите чековую книжку. Это улика, — потребовал Митч.

— Собственно, имеете ли вы право… — начал было Максуэлл, но под взглядом полицейского осекся и замолчал.

— Да, она здесь, — сказал Принс и достал из сумки чековую книжку. — Начата двадцать первого февраля. И что же?

Митч Браун откинулся на обитую красной искусственной кожей стенку кабины и поднял глаза к потолку.

— Никто на свете не знает… разумеется, кроме Натали, если она не страдает потерей памяти, в чем я сомневаюсь… какая сумма остатка указана в чековой книжке на утро дня святого Патрика. Никто. А я знаю. Почему? Потому, что я заглянул в чековую книжку миссис Максуэлл, когда она спала на моей кушетке: я ведь пытался узнать, кто она, чем ей можно помочь и нуждается ли она в деньгах.

Лейтенант Принс перелистывал краешки чеков.

— Ну, ну?

— Назвать вам сумму? С точностью до одного цента? — На лбу Митча выступил пот. — Четыре тысячи шестьсот четырнадцать долларов и шестьдесят один цент! — медленно и внятно произнес он.

— Правильно! — удивился полицейский и холодно взглянул на Джулиуса Максуэлла.

Но Митч Браун не испытывал торжества. Он словно забыл о присутствии лейтенанта.

— Натали, — сказал он. — Жаль, что так получилось. Но я думал, что у вас какая-нибудь мелкая неприятность, и хотел вам помочь. Почему вы ничего мне не рассказали там, в ресторане?

У женщины задрожали подкрашенные губы.

— Конечно, вам так или иначе пришлось бы отвечать перед законом: мне ведь не оставалось бы ничего другого, как обратиться в полицию. Но я бы хоть выслушал вас.

Натали бессильно опустила голову на красную клетчатую скатерть.

— Я не хотела. Я не хотела! — проговорила она сквозь рыдания. — Но Джо все оскорблял и оскорблял меня, и я перестала владеть собой.

— Замолчи! — крикнул Максуэлл; до него, очевидно, только теперь дошло, какой удар неожиданно нанес Митч.

Полицейский поднялся и направился к телефону.

Митч молча сидел около рыдающей женщины.