Уцелевший

Я говорю: я насчет моей рыбки. Она умрет, если ее не кормить. Может быть, для нее это не важно, но для меня эта рыбка — всё. Кроме нее, у меня сейчас нет никого, о ком я забочусь и беспокоюсь, так что Фертилити нужно зайти ко мне и покормить рыбку, а еще лучше — забрать ее к себе домой.

— Да, — говорит она. — Да. Твоя рыбка.

Да. И ее нужно кормить каждый день. Там у аквариума, на холодильнике, — ее самый любимый корм. Я даю Фертилити адрес.

Она говорит:

— Ладно, приятного тебе превращения в большого международного духовного лидера.

Мы с ней разговариваем, и расстояние между нами все больше и больше с каждой секундой. Самолет уносит меня на восток. На сиденье рядом со мной — пробные главы моей будущей автобиографии. И честно сказать, я был в шоке, когда их прочел.

Я спрашиваю: откуда ты знаешь?

И она говорит:

— Я вообще много знаю. Ты даже представить себе не можешь, сколько всего я знаю.

И что, например? Что еще она знает?

И Фертилити говорит:

— А чего ты боишься, чтобы я не узнала?

Стюардесса заходит за занавеску и говорит:

— Он беспокоится о своей рыбке.

Какие-то женщины за занавеской смеются, и одна из них говорит:

— Он что, больной?

И я говорю не только для Фертилити, но и для всего экипажа: просто так получилось, что я остался последним из целой религиозной секты, ныне почти исчезнувшей. Я — последний, кто выжил.

И Фертилити говорит:

— Как это мило с твоей стороны.

Я говорю: больше мы с ней никогда не увидимся.

— Да, да, да.

Я говорю: меня ждут в Нью-Йорке. Тут намечается что-то грандиозное.

И Фертилити говорит:

— Намечается-намечается.

Я говорю: мне очень жаль, но мы с ней уже никогда больше не потанцуем.

И Фертилити говорит:

— Потанцуем.

Раз она знает так много, я спрашиваю у нее, как зовут мою рыбку?

— Номер шестьсот сорок один.

И чудо из чудес — она права.

— От меня ничего не скроешь. Даже и не пытайся, — говорит она. — После всего, что мне снится чуть ли не каждую ночь, меня уже трудно чем-нибудь удивить.

28

После первых пятидесяти пролетов дыхание сбивается, так что я не могу даже толком вдохнуть и удержать воздух в легких. Ноги подкашиваются. Сердце колотится так, что я прямо чувствую, как оно бьется о ребра. Язык как будто приклеился к небу засохшей слюной.

Это я занимаюсь на тренажере, имитирующем подъем по лестнице. Ты поднимаешься и поднимаешься без конца, и сойти с этой лестницы невозможно. Ты заперт в гостиничном номере. Ты здесь — как в ловушке. Современный аналог индейских мистерий в обрядовой парильне, единственный поиск видений, который мы можем втиснуть в наше плотное расписание.

Наша Лестница в Небо.

Где-то в районе шестидесятого этажа футболка так намокает от пота, что растягивается до колен. Легкие, судя по ощущениям, все в зацепках и спущенных петлях, как нейлоновые колготы. Еще немного — и они просто порвутся. Мои легкие. На грани разрыва. Как шина за пару секунд до того, как лопнуть, — мои легкие. Судя по ощущениям. Уши горячие, только что не дымятся. Мне кажется, я даже чувствую запах. Так пахнет тонкий слой пыли, выгорающий на электрическом обогревателе или когда ту же пыль разгоняют феном.

Все это — форменное издевательство над собой, но агент говорит, что мне надо сбросить как минимум тридцать фунтов, иначе он не возьмется делать из меня знаменитость.

Если наше тело — храм, его следует содержать в порядке. Как и всякое здание. Вовремя проводить мелкий текущий ремонт, не забывать про уход и техническое обслуживание. Если наше тело — храм, то мой храм был запущен донельзя.

Собственно, этого следовало ожидать.

Точно так же, как каждое поколение заново изобретает Христа, агент взялся за мою реконструкцию и подгонку. Агент говорит, что люди не станут благоговеть перед обрюзгшей тушкой с валиком вялых мускулов в районе талии. В наше время, чтобы собирать стадионы, проповедник обязан быть стройным и привлекательным с виду.

Вот почему я поднимаюсь по лестнице в никуда со скоростью семьсот сожженных калорий в час.

Где-то в районе восьмидесятого этажа мой мочевой пузырь, судя по ощущениям, опускается до самого причинного места. Дыхание горячее, как дуновение пара, что обжигает пальцы, когда ты вынимаешь из микроволновки готовое блюдо и снимаешь защитную пленку.

Ты поднимаешься вверх, вверх и вверх — оставаясь на месте. Это только иллюзия продвижения. То, что тебе представляется твоим спасением. То есть тебе очень хочется думать, что это спасение.

Люди забыли, что путь в никуда тоже начинается с одного шага.