– Я таких видел, – сказал Банашар, и все сразу заткнулись.
Последовал тяжелый удар каблуком сапога.
Червяк задергался, потом резко распрямился и поднял голову, словно готовая плюнуть ядом змея.
Солдаты с руганью попятились. Банашара отпихнули в сторону. Блеснула сталь, взмах клинка перерубил червяка пополам. Подняв голову, Банашар обнаружил Фарадан Сорт, сердито взирающую на кружок пехотинцев.
– Солдаты, не тратить время попусту! – скомандовала она. – Дневная жара все сильней. Заканчивайте здесь и найдите себе какую-нибудь тень.
Две половинки червя принялись извиваться, пока не наткнулись друг на дружку, после чего сцепились в смертельной схватке.
Кто-то швырнул на землю монету, подняв облачко пыли.
– Ставлю на короткого мирида!
– Забито! – Рядом с первой монетой плюхнулась вторая.
Меч Фарадан Сорт сверкнул, еще и еще раз, пока в белой пыли не остались валяться, поблескивая, лишь мелкие кусочки червяка.
– Когда я услышу следующую ставку, – объявила она, – не важно на что, болван будет тащить на себе воду отсюда и до самого Восточного океана. Всем все ясно? Отлично. Теперь за работу, все до единого!
Солдаты заторопились прочь, Кулак же повернулась к Банашару и окинула его пристальным взглядом.
– Жрец, вы выглядите хуже обычного. Отыщите себе какую-нибудь тень…
– Солнце, Кулак, мой лучший друг.
– Подобное может сказать лишь тот, у кого иных друзей не осталось, – заметила она, сощурившись. – Вы и так уже весь обгорели. Скоро вам будет очень больно – советую поскорей отыскать целителя.
– Благодарю за добрый совет, Кулак. Понимаю ли я, что будет больно? Безусловно. И пожалуй, даже рад тому.
В ее лице промелькнуло отвращение.
– Нижние боги, я о вас лучше думала.
– В самом деле? Приятно слышать.
Фарадан Сорт поколебалась, словно собираясь что-то добавить, но потом отвернулась.
Он смотрел ей вслед, как она удаляется в глубь лагеря регулярной пехоты, где сейчас суетились солдаты, переворачивая камни с ножами и короткими мечами в руках. Вспыхивали клинки, звучали ругательства.
Безжизненная местность вокруг приводила его в ужас. Осколки кристаллов, рожденные в муках высочайшего давления, надо полагать, глубоко внизу, а потом вытолкнутые наружу и прорезавшие при этом кожу земли. Глядя вокруг, он мог представить себе всю эту боль и стоявшую за подобными силами неумолимую волю. Подняв взгляд, он уставился на восток – где медленно, словно глаз ящерицы, открывалось солнце.
– Здесь что-то умерло, – прошептал он. – Или кто-то…
Шок от этой дикой смерти искалечил здешние земли. А высвобожденная сила нанесла Спящей богине такую рану, что та, должно быть, рыдала во сне.
И он снова отправился бродить по лагерю, а зуд плелся за ним по пятам.
Кулак Блистиг протолкался сквозь солдат и наконец оказался внутри палатки.
– Все – вон отсюда! Квартирмейстеру остаться.
Осаждавшая сидевшего за раскладным столиком Пореса толпа быстро рассосалась, награждая того ядовитыми взглядами. Порес, чисто выбритый, откинулся назад на стульчике и, вопросительно приподняв брови, уставился на Блистига.
Кулак развернулся и опустил за собой полог палатки. Потом, в свою очередь, перевел взгляд на Пореса.
– Лейтенант. Мастер-сержант. Квартирмейстер. Тебе что, должностей и званий не хватает?
– Я, Кулак, всегда там, где без меня не обойтись. А вам, сэр, чем могу служить?
– Сколько воды ушло у нас прошлой ночью?
– Больше чем хотелось бы, сэр. Одним только волам и лошадям…
– Как, по-твоему, на сколько дней нам ее еще хватит?
– Вот тут, сэр, так сразу и не ответить.
Блистиг нахмурился.
– А все эти солдаты, Порес, – что они здесь делали?
– Осаждали меня своими требованиями. Которые мне, само собой, приходилось отклонять. Становится все очевиднее, что вода для нас стремительно делается ценней любого золота и алмазов. Можно сказать, превращается в валюту выживания. В связи с этим, Кулак Блистиг, я рад видеть вас здесь. Поскольку предвижу, что наступит – и довольно скоро – время, когда мольбы сменятся гневом, а гнев – насилием. Я хотел бы попросить дополнительной охраны для фургонов с водой.
– Она выдается по суточной норме?
– Разумеется, сэр. Вот только с нормированием нелегко, поскольку мы не знаем, сколько именно дней нужно, чтобы пересечь пустыню. Вернее сказать, ночей. – Поколебавшись, Порес наклонился вперед. – Сэр, не могли бы вы поговорить с адъюнктом? По слухам, у нее есть карта. Она знает размеры треклятой пустыни – но никому не говорит! Но почему? Да потому…