Увечный бог. Том 1

Над дворцом, над его высокими башнями словно вспыхнуло пламя, черными клубящимися тучами взвихрилась тьма – и рассыпалась на части.

Рабочие закричали. Звуки испуга, тревоги. Ужаса.

И другие крики, отдаленные… льющиеся с небес.

Штырь рухнул на колени, кружка выпала из дрожащих рук и откатилась в сторону. В прошлый раз… боги! Когда он видел такое в прошлый раз…

Небо заполнили Великие Вороны. Их были тысячи, они кружили, поднимаясь все выше, заполняя небо многоголосым ревом. Черная туча на мгновение закрыла солнце.

От его спокойствия не осталось и следа, его колотило, и он чувствовал, как откуда-то из глубины подступают давно забытые слезы. А он-то думал, все это прочно запечатано. Забыто. Неправда.

– Друзья мои, – прошептал он. – Там, в тоннелях… о, мое сердце…

Великие Вороны выплескивались с крыш высоких зданий, бешено хлопали крыльями, облако уплотнялось, поднимаясь вверх и уплывая в сторону бухты.

– Улетают. Они улетают.

Они вились над городом, бурлили тучей над морем к востоку от него, а на Штыря тем временем обрушились тысячи жутких, тяжких воспоминаний и расселись на каждом карнизе его души.

Только урод может сказать, что иначе нельзя. Что путь к вере лежит через страдания. Что шрамы – свидетельство мудрости. Только урод.

Он стоял на коленях.

И плакал – так, как умеют лишь солдаты.

Что-то побудило Банашара подойти к этой кучке солдат. Может статься, любопытство; так это, во всяком случае, должно было выглядеть со стороны, истина же заключалась в том, что любое его движение, любое перемещение с места на место было теперь бегством. От зуда. От воспоминаний о храмовых погребах, обо всем, до чего когда-то было рукой подать. Если б я только знал. Если б догадывался.

Стеклянная пустыня никуда его не пускала. Идеальная роскошь, мечта любого пьяницы, бесконечный запас вина, за которое даже платить не требовалось, – всему этому настал конец. Теперь я обречен. Ровно как я и поклялся Блистигу, как объявил им всем – для несчастного Банашара настала пора трезвости. Ни единой капли у него в венах, ни даже мельчайшего намека в его лихорадочном дыхании. От прежнего Банашара не осталось ничего.

Кроме зуда.

Солдаты – он решил, что это регулярная пехота, – собрались вокруг перевернутого валуна. Они намеревались подкатить его поближе, чтобы прижать угол кухонной палатки. Но под валуном кто-то прятался.

Банашар осторожно приблизился, чтобы взглянуть самому.

Червяк, свернувшийся кольцом и уснувший, – хотя теперь он зашевелился, приподнял безглазую голову. Размером с угря из бухты Малаза, но этим сходство и заканчивалось. Существо было покрыто ртами во всю свою длину.

– Что-то мне его вид не слишком нравится, – произнес тем временем один из солдат.

– Вроде не шибко быстрый, – заметил другой.

– Это он просто не проснулся еще. Я так думаю, они только днем ползают. И пасти еще эти голодные… Худов дух, да нам теперь все камни в лагере перевернуть придется. Как подумаю, что вот ляжешь спать, а эта штука выползет на охоту, за чем она там охотится…

Один из солдат поднял взгляд и заметил Банашара.

– Гляньте-ка, тут у нас этот бесполезный жрец Д’рек ошивается. Что, на подружку свою посмотреть решили?

– Обличий у Червя мириады…

– Как-как? Личинка червяка? Миридом зовется, говорите?