Увечный бог. Том 1

Мы искали выживших. А нашли лишь каких-то двух паршивых собак. Сколько бы мне ни доводилось видеть мертвых, память всякий раз возвращается к тому дню. Две собаки, чтоб их.

А потом к нам в повозку забрался тот трелль.

И вот мы в ней все вчетвером – я, Ураган, Истин и трелль. Изо всех сил пытаемся вернуть к жизни двух умирающих псов. Истин плачет, но мы понимаем почему. Поскольку и сами чувствуем то же, что и он. Мы стольких в тот день лишились. Колтейн. Бальт. Сон.

Дукер – боги, когда мы нашли его распятым, там, в самом конце дороги, на самом последнем из тех жутких деревьев, – нет, Истину мы про него сказать никак не могли. Вот только с тех пор имя, которое мы же ему и придумали, было так стыдно произносить. Мы ничего ему не сказали, ни я, ни Ураган – однако трелль все понял. И тоже ничего не сказал, спасибо ему за это.

Мы все-таки спасли тех двух дурацких собак, и это было словно заря нового дня.

Он глянул вниз, на Кривого:

– Ты-то хоть тот день помнишь, страшилище?

Большая собачья голова поднялась ему навстречу, драные губы от этого движения оттянулись назад, обнажив кривые зубы. Скошенная набок челюсть могла бы сообщить псу комичный вид, но нет. От него лишь сердце больней сжималось. Только вспомнить все, что ты для нас сделал. Такой верный, что забываешь о себе. Такой храбрый, что не знаешь страха. Но все же прежних хозяев защитить не смог. Был бы ты счастливей, если бы мы дали тебе умереть? Освободили твою душу, чтобы она могла остаться рядом с теми, кого ты любил?

В тот день мы сделали тебе больно? Я, Ураган, Истин, тот трелль?

– Я тебя понимаю, Кривой, – прошептал он. – Когда ты морщишься, в очередной раз поднимаясь поутру с холодной земли. Я вижу, как ты начинаешь хромать ближе к вечеру.

И ты, и я, мы оба уже не те. Это наш с тобой последний поход, верно? Наш с тобой, Кривой. Наш последний.

– Когда настанет тот миг, я буду рядом, – сказал он. – Да что там, я жизнь за тебя отдам, псина. А что я еще могу?

Обещание прозвучало как-то по-дурацки, и он повертел головой, надеясь, что рядом никого не окажется. Выяснилось, что единственным их компаньоном был лишь другой пес, Таракан, увлеченно раскапывающий неподалеку мышиную нору. Геслер вздохнул. Вот только кто сказал, что моя жизнь значит больше, чем жизнь этого пса? Или что его жизнь значит меньше, чем моя? Кто отвечает за то, чтобы это измерить? Боги? Ха! Отличная шутка! Нет, конечно. Мы же сами и измеряем, более грустной шутки и не придумать.

Он понял, что замерз, и встряхнулся. Кривой уселся на землю слева от него и зевнул – хрипло, скрежещуще. Геслер хмыкнул:

– Пришлось нам кой-чего пережить, а? Смотри, щетина на морде у обоих седая.

Арэнский тракт. Солнце палило нещадно, но мы этого почти и не замечали. Истин отгонял мух от ран. Не нравится нам смерть. Вот и все. Не нравится.

Он услышал негромкие шаги и, обернувшись, увидел Дестрианта Калит. Когда та присела на корточки по другую сторону от Кривого и положила ладонь псу на голову, Геслер инстинктивно дернулся. Однако собака не шелохнулась.

– Не припомню, Дестриант, чтобы Кривой терпел такое от кого-то еще, – проворчал он.