Увечный бог. Том 1

И все же он знал, с отчаянием, столь же жалким, как и все, что он чувствовал прежде, что не будет дарован покой ни ему, ни другим и что даже рассыпаться в пыль – не способ очистить душу.

Кремневый меч в руке был тяжел, словно обмазанный грязью. Если бы. Кости, отвердевшие словно камень, сжимали его небывало тяжелой клеткой.

Когда занялся рассвет четвертого дня, когда крики в его черепе рассыпались как песок на ветру, он поднял голову и посмотрел на ту, которая тоже не поддалась молчаливому зову Первого Меча.

Заклинательница костей клана Брольдов. На втором ритуале, неудачном ритуале. И если бы он просто закончился неудачей. Обагренный Нож – какое милое имя, какое пророческое имя.

– Вот, – сказал Кальт Урманал, – тот ритуал, которого ты хотела, Ном Кала. Этого бегства вы ждали. – Он махнул свободной рукой. – Вы бежали от этих… детей. Ведь они в будущем – которого у них больше нет – могли бы преследовать твоих сородичей. Твоего супруга, твоих детей. И убили бы всех вас, не раздумывая. В их глазах вы были просто звери. Вы были хуже их и заслуживали худшей доли.

– Зверь, – сказала она, – умерший от руки человека, остается невинным.

– А тот человек не может сказать такое о себе.

– Не могут?

Кальт Урманал наклонил голову, изучая завернутую в белые меха женщину.

– Нужда заставила.

– А убийца?

– Нужда заставила.

– Тогда мы все обречены совершать бесконечные преступления, такова наша вечная судьба. А наш дар – оправдывать все свои деяния. – Только это не дар. – Скажи мне, Ном Кала, ты чувствуешь себя невинной?

– Я ничего не чувствую.

– Не верю.

– Я не чувствую ничего, потому что ничего не осталось.

– Ясно. Теперь я верю тебе, Ном Кала. – Он оглядел поле бойни. – Я думал оставаться здесь, пока сами кости не исчезнут под тонким слоем почвы, не станут кустами и травой. Пока и следа не останется от случившегося здесь. – Он помолчал и повторил: – Так я думал.

– Ты не найдешь искупления, Кальт Урманал.

– А, вот слово, которое я искал. Только позабыл.

– Как угодно.

– Как угодно.

Никто не произнес ни слова, пока солнце снова не зашло, уступив небо нефритовым странникам и разбитой луне, которая судорожно поднималась на северо-востоке. Тогда Кальт Урманал поднял оружие.

– Я чую кровь.

Ном Кала встрепенулась.

– Да.

– Бессмертная кровь, она еще не пролита, но… скоро.

– Да.

– В моменты убийства, – сказал Кальт Урманал, – мир смеется.

– Твои мысли неприятны, – отозвалась Ном Кала, поправив палицу с налипшими волосами на перевязи. Потом подобрала гарпуны.

– В самом деле? Ном Кала, а ты знала когда-нибудь мир без войны? Я знаю ответ. Я существую гораздо дольше тебя, и за все время мирных дней не было. Никогда.

– Я знавала мгновения мира, – сказала она, глядя ему прямо в лицо. – Глупо ждать чего-то большего, Кальт Урманал.

– И ты надеешься на такое мгновение сейчас?

Она помедлила и ответила:

– Возможно.

– Тогда я с тобой. Пойдем искать вместе. Это единственное, самое прекрасное мгновение.

– Не цепляйся за надежду.

– Нет, я уцеплюсь за тебя, Ном Кала.

Она поежилась и прошептала:

– Не делай так.

– Я вижу, что ты когда-то была красавицей. И теперь, из-за тоски в пустом сердце, ты снова прекрасна.

– Будешь меня мучить? Если так, не ходи за мной, умоляю.

– Я буду идти молча, если только ты не передумаешь, Ном Кала. Взгляни: нас осталось двое. Бессмертных, а значит, готовых искать то самое мгновение мира. Начнем?

Ничего не ответив, она пошла вперед.

Пошел и он.

Помните, как танцевали те цветы на ветру? Три женщины, стоя на коленях в мягкой глине у реки, черпали ладонями чистейшую воду и брызгали на размягченную кожу пран’агов, прежде чем сворачивать ее. Миграция шла полным ходом, рога покрылись бархатом, и насекомые вились радужными тучами, порхая, словно сладостные мысли.

Солнце в тот день грело вовсю. Помните?

Юнцы доставали из мешков пропитанные жиром камни, со смехом раздавали по кругу, подавали вареное мясо, и все собирались на пир. Прекрасная картина, самый обычный день.

Окрик на границе лагеря никого особенно не встревожил. С юга приближались трое незнакомцев.

Кто-то из другого клана, наверняка знакомые, все улыбались, приветствуя сородичей.

От второго крика все замерли.