Увечный бог

  - Вы ставите меня в трудное положение, - сказала Абрасталь. - Кругхева. Если я правильно понимаю, вы думаете, что, отвергнув вас, Адъюнкт в результате потеряла веру. Но разве не в том всё дело? Две цели, не одна. Пришлось разделить вашу силу надвое. Учитывая природу Стеклянной Пустыни...

  Однако Кругхева покачала головой, не отрывая ладоней от лица. - Вы действительно вообразили, что она сможет ее пересечь? С целой армией?

  Спакс разразился потоком баргастских ругательств. Потом сказал: - К чему всё? Если она замыслила самоубийство... нет, ее самолюбие не может быть таким чудовищным, она не потащила бы за собой всех солдат!

  - Вы, похоже, - руки Кругхевы упали, - еще не познакомились с третьей стороной бесконечного спора.

  - Как это?

  - Я говорю об отчаянии, сир. Да, она заставила себя и армию идти в пустыню, но она делает это без веры. Вера пропала, развеялась...

  Абрасталь сказала: - Вы, безусловно, видите себя точным и неколебимым отражением веры Таворы; но ваше убеждение, будто Тавора видит вас так же - в точности так же - само по себе лишь убеждение. Отчаяние, в которое вы погрузились - оно вами и создано.

  Кругхева потрясла головой. - Я вижу, как оно слабеет. Вижу, как его свет пропадает из мира. Вижу отчаяние Адъюнкта. Нас так мало. Мы не справляемся. Та сияющая вещь, в ее руках - она умирает.

  - Назовите же ее, - шепнула Абрасталь. - вы говорили о споре. Назвали одну сторону верой, другую отчаянием. Расскажите же, что она держит. Про ту слабую, умирающую вещь.

  Спакс удивленно повернулся к ней: - Как, Огневласка, ты еще не поняла? То, что уходит из мира? Его зовут состраданием. Вот что она несет Падшему Богу. Что она хранит для всех нас.

  - И этого недостаточно, - шепнула Кругхева. - Боги подлые, этого недостаточно.

Книга IV . Кулаки мира

Будь иное, лучшее место, стал бы ты искать его? Будь мир под рукой, протянул бы ты руку? Тысячи стоят на дороге, рыдая по прошедшему, странствие подошло к концу; мы отреклись от старых путей, но они нас не отпускают.

Не остается воздуха в сжатом кулаке, сделан последний вдох, но всё нет выдоха. Дети сидят, ожидая наследства тщеты, похороненные в наших дарах. Я видел мир получше, я видел покой и сон - они в конце дорог, где скопился ил, где голоса бормочут подобно музыке. Протянул я руку, но камень похитил плоть мою и крепко держит; ничего не видят глаза, сдавлено дыхание в кулаке темноты, простерта рука, и ныне вы проходите мимо, кидая монетки к моим ногам.

Я творил сказку, ища лучшего места, алкая мира, но не рассказана моя сказка и не окончена жизнь.

"Дровосеки", табличка IV, Хетра из Арена

Глава 11