Увертюра к смерти

— Откуда ты знаешь? — спросил эсквайр.

— Ты едва ли поверишь, — медленно начал Генри, — но я только что вспомнил об этом. Это произошло перед твоим приходом. Мы с Элеонорой были здесь и ждали, когда все соберутся на прогон ролей. Они пришли все вместе или с интервалом две-три минуты. Кто-то — кажется, доктор Темплетт — что-то рассказывал о ночных кражах со взломом в Сомерсете на прошлой неделе. У нас возникла мысль, что взломщики сюда тоже могут прийти. Мисс Кампанула похвасталась, будто у неё на этот случай есть сигнализация, и принялась рассуждать, как бы она себя повела, если бы услышала, что ночью кто-то прокрался в дом. Я рассказал им о твоей военной реликвии, отец, и мы все стали её рассматривать. Миссис Росс заявила, что считает небезопасным так хранить заряженное огнестрельное оружие. Я показал ей, что револьвер поставлен на предохранитель. После этого разговор перешёл на другую тему. Затем пришёл ты и началась репетиция.

— Это ценная информация, — сказал Аллен. — Время сужается до двадцати семи часов. Кольт был на месте вечером в пятницу. Теперь скажите, кто-нибудь из вас ходил в ратушу днём, после полудня?

— Я был на охоте, — сказал Джоуслин, — и вернулся домой как раз к пяти, к началу репетиции. Аллен посмотрел на Генри.

— Я пошёл прогуляться, — сказал Генри. — Вышел из дома примерно в половине третьего — нет, вспомнил, было ровно половина третьего.

— Вы далеко ходили?

Генри смотрел прямо перед собой.

— Нет. Я прошёл примерно полдороги до церкви.

— Как долго вы отсутствовали?

— Около двух часов.

— Значит, вы где-то останавливались?

— Да.

— Вы с кем-то разговаривали?

— Я встретил Дину Коупленд. Генри посмотрел на отца.

— Случайно. Мы поболтали. Некоторое время. Затем появилась моя кузина, Элеонора Прентайс. Она возвращалась из церкви. Если это представляет интерес, то я помню, как часы на церкви ударили три раза, когда она подошла к нам. После этого Дина вернулась домой, а я пошёл по тропинке на Клаудифолд. Я вернулся домой по дороге, которая идёт с холма.

— В котором часу вы вернулись?

— К чаю. Примерно в половине пятого.

— Спасибо. Теперь вернёмся к пятнице, к тому времени, когда вся компания собралась здесь и вы показали револьвер. Все ушли вместе?

— Да, — ответил Генри.

— В котором часу?

— Вскоре после шести.

— До того, как все ушли, не было ли момента, когда кто-либо находился в кабинете один?

— Нет. Мы репетировали прямо здесь. Все вышли через французское окно, чтобы не проходить через дом.

— Так. Оно никогда не заперто?

— Днём — да.

— Я запираю его и двери перед тем, как мы идём спать, — сказал Джоуслин, — и закрываю ставни.

— В пятницу вечером вы тоже это сделали, сэр?

— Да. Весь вечер пятницы я провёл здесь. Я читал.

— Один?

— Некоторое время я был здесь, — сказал Генри. — Что-то случилось с одним из штепселей от лампы, и я взялся его чинить. Я начал в кабинете, а затем ушёл в свою комнату. У меня там была отвёртка. Я попробовал позвонить Дине, но наш телефон не работал. На Топ-Лейн ветка повалилась на провода.

— Понятно. Теперь о том, что было вчера. Кто-нибудь приходил к вам?

— Утром зашёл Темплетт одолжить один из моих галстуков-самовязов[9] , — сказал Джоуслин. — Кажется, он хотел надеть его во время представления. Он предложил кузине осмотреть её палец, но она не спустилась из своей комнаты.

— Она боялась, что он скажет ей: нельзя исполнять эту навязшую в зубах “Венецианскую сюиту”, — произнёс Генри. — Кстати, господин Аллен, вы являетесь поклонником таланта Этельберта Невина?

— Нет, — ответил Аллен.

— У меня уже оскомина от его произведений, — угрюмо произнёс Генри. — И боюсь, что нам придётся их слушать всю жизнь. Но это не означает, что проклятая прелюдия Рахманинова мне нравится больше. Вы знаете, по какому случаю она была написана?

— Да, думаю, что знаю. Это не…

— По случаю похорон, — продолжал Генри. — Предполагается, что эту музыку слышит похороненный заживо человек. Бум, бум, бум по крышке гроба. Или я не прав?

— Почти правы, — довольно сурово согласился Аллен. — Теперь вернёмся к вопросу о вчерашних посетителях.

Но ни у Генри, ни у его отца не было об этом чёткого представления. Эсквайр с утра уехал в Грейт-Чиппинг.

— А мисс Прентайс? — спросил Аллен.

— То же самое. Она ушла с нами. Все утро она была в ратуше. Да все были там.

— Все?

— Ну, кроме Темплетта, — сказал Генри. — Он заходил сюда, как мы уже сказали, около десяти часов, и мой отец одолжил ему галстук. На мой вкус, это просто уродство.

— Было время, когда они были чертовски модны, — с раздражением ответил эсквайр. — Я помню, что я надевал этот галстук…

— Итак, как бы там ни было, — перебил Генри, — он взял галстук. Я не виделся в ним. Я продумывал в это время свой костюм для спектакля. Вскоре мы все ушли. Отец, ты, кажется, провожал его?