И она ковыряла и ковыряла эту чертову «скважину» острым концом своей шпильки. Попадала по пальцам, шипела от боли, пыталась нацедить в пересохший рот и горло хоть микроскопическую капельку слюны, проваливалась в рваный сон, больше похожий на температурный бред — и опять ковыряла, и дергала за дужку, и опять проваливалась в забытье…
И замок наконец звякнул! Правду писали и в кино показывали!
Ай да Регинка, ай да молодец!
В какой-то книжке она читала — а может, в кино видела, неважно — как посреди такого же подземелья, где какой-то злодей держал своих пленных, была здоровенная яма. Что если и тут? Не хватало еще грохнуться куда-нибудь!
Поэтому обходить свою темницу (хорошее слово, надо запоминать синонимы: подвал, темница, подземелье) Регина начала по стеночке. Стены были кирпичные, наверное, неправильно называть это помещение подземельем? Подземелье — это ведь что-то средневековое? Но, с другой стороны, раз под землей — значит, подземелье? Почему, кстати, она решила, что находится под землей? Потому что наверху, как ни конопать щели, такой темноты быть не может. Ладно, пусть будет подземелье.
Ага, а вот, кажется, и дверь. Заперта, конечно, но придурок же придет. Он же должен принести пленнице попить-поесть? Или хотя бы должен прийти, чтобы ее убить! Придет, откроет дверь, шагнет внутрь, а она…
Она затаила дыхание: за шершавыми досками слышались шаги. Странные, словно под ногами у идущего было что-то железное. Или, к примеру, это Кукольник в железных башмаках…
Ах, какая история в итоге получится, пальчики оближешь! Какая она молодец! Теперь главное, чтобы он не услышал… тихонько… по самому краешку… проскользнуть в дверь… ступеньки… все-таки подземелье…
Стараясь ступать как можно беззвучнее, она забыла посчитать ступеньки. Ладно, это и после можно будет. Но посчитать непременно, в тексте должно быть как можно больше «жизненных» деталей.
Голова уперлась во что-то твердое. Ну да, раз подземелье, значит, над лестницей должен быть люк. Тяжелый, зараза! Ну-ка, поднажми, Регинка! Давай, как радистка Кэт в сериале про Штирлица! У нее еще и младенцы на руках были, а у тебя руки свободны, давай, жми!
Когда люк открылся — без малейшего скрипа или лязга, удивительно! — она даже зажмурилась от ударившего в глаза света. Хотя на самом деле тут, наверху, было почти темно. Но, оказывается, между «почти темно» и «совсем темно» разница колоссальная! В «почти темно» можно различить окружающие предметы. Например, тот, что почти прямо перед тобой, в нескольких метрах — восхитительно белое, невыносимо притягательное пятно! Эмалированная раковина! И над ней крючком торчал из стены кран!
Она кинулась к вожделенному источнику влаги, забыв о грядущей славе, о том, что нужно запоминать «жизненные» детали, о том, что где-то там за спиной остался похититель (Красильщик, Кукольник, сейчас это было неважно), только молясь — пусть кран работает!
Струя, вырвавшаяся из блестящего (латунного, кажется, это называется) жерла была почти ледяной. И такой вкусной, что Регина едва не потеряла сознание от восторга. Господи, какое счастье! Пересохшее горло вздрагивало и молило — еще, еще, еще!
На лестничной площадке, на пролет ниже двери, за которой располагалась редакция «Вестника», стоял долговязый парень в мешковатых штанах, усеянных многочисленными карманами, и такой же куртке. Баскетболист, что ли, подумала Арина и только тут заметила, что на ногах у парня ролики. Из-за этого он был почти великаном. Аринин взгляд утыкался ему в нагрудный карман куртки с черно-желтой нашивкой «shark». Акула.
— Простите, вы ведь из полиции? — робко улыбнулся парень, обнажив мелкие, очень белые, вполне акульи зубы.
— Я следователь.
— Да это все равно. Вы из-за Регины приехали?
— А вам что-то известно?
— Н-не знаю. Но, кажется, я последний, кто с ней разговаривал.
— Вы?
— Ну да. Я курьер редакционный, сейчас удостоверение покажу, — парень похлопал по карманам, но безуспешно.
— Да не надо удостоверения, — остановила его Арина. — Просто расскажите.
— Ну… позавчера я сюда покурить вышел, в редакции нельзя, тут вообще-то тоже вроде бы нельзя, — он мотнул головой в сторону красного знака с перечеркнутой сигаретой над благоухающей окурками урной. — Но все тут дымят. И как раз Регина вышла. И со мной встала перекурить. И такая, знаете, ну как будто в лотерею выиграла. Ну я типа пошутил, премию, что ли, выписали, а она: может, и будет премия, только не наши копейки нищебродские, а нормальная. Мне, говорит, Тошка, это я, меня Харитоном зовут, мне, говорит, сейчас такое сказали, такое! Если подтвердится, это будет бомба!
— И что дальше?
— Да ничего. Покурили, я внутрь пошел, а она по лестнице вниз побежала.
— И никаких подробностей? Что ей «такое» сообщили?
Харитон-Тошка помотал головой.
— Только я почему-то подумал, что это как-то с ее последним материалом связано. Ну про маньяка, где следствие в тупике… Ой, извините.
— Да ничего. На нас постоянно всех собак вешают, мы привыкли. Значит, вам показалось, что Регина получила какую-то информацию про этого маньяка?