Увертюра

— Ну… да. Только не получила, а собиралась.

— Может быть, она все-таки что-то такое сказала?

— Нет… Не помню. Ну а про что еще? Она сказала «это будет бомба». Про что еще?

И этот про «бомбу»! Они тут все сумасшедшие, что ли?

— Ладно, спасибо. Вот возьмите, вдруг что-то вспомните все-таки, — Арина протянула ему визитку и двинулась вниз по лестнице.

На следующей площадке зачем-то обернулась — и наткнулась на взгляд Харитона. Внимательный, сосредоточенный. Как будто парень Арину… изучал. Или оценивал. Вдобавок еще делал пометки в неизвестно откуда взявшемся блокноте. Впрочем, почему неизвестно — вон у него сколько карманов. Дюжину блокнотов можно рассовать. И сотню ручек. Ручку курьер держал странно — почти вертикально, и писал в блокноте, не глядя на страницу. Глаза же его были устремлены на Арину.

Она даже хотела вернуться, спросить — в чем дело? Но почему-то смутилась, отвела взгляд. Мало ли что он там черкает — может, галочки в списке дел ставит. А «изучающий» взгляд ей просто померещился. Наверняка померещился.

И она опять зашагала вниз. Каждый шаг, каждая ступенька отзывались внутри, как тиканье невидимых часов.

Если Регина — очередная жертва, значит, она еще жива! Но надолго ли?

Шаг — еще минус секунда. И еще… Вот уже минус минута, а потом будет минус час, минус два, минус день… Время, время… Если бы можно было приостановить стрелки часов. Поставить на паузу, как фильм на компьютерном мониторе…

Где ты, Регина? Успею ли я тебя найти? Найти живой… Спасти…

* * *

Внизу было тихо. Так тихо, как бывало, только когда все заканчивалось и пора было продолжать работу. Но ведь даже трех суток еще не прошло! Как же так?! Она должна была умереть еще совсем не скоро!

Свет фонарика уперся в стену, задрожал, взблескивая на лежащей небольшой грудой цепи.

Цепь. Стена. Пол.

И больше ничего.

Никого. Никого!

Но… как?

Никакому силачу не хватило бы сил разорвать эту цепь или сломать замок, которым застегивался ремень. Даже самому сильному силачу! Тем более — хрупкой девушке, вдобавок ослабевшей. Но замок лежал рядом с поблескивавшей ехидно цепью и дужка его была поднята!

Между замком и цепью фонарик высветил еще что-то — словно кусочек проволоки. Шпилька! Господи, шпилька! У нее в волосах, в хитро заплетенной и закрученной узлом косе была шпилька!

Господи, как глупо! Как можно было об этом не подумать!

Опять, опять, опять провал!

— Успокойся, ничего еще не испорчено, — голос матери прозвучал непривычно мягко. — Она сумела открыть замок и проскользнула за твоей спиной наверх. Но дальше ей деваться некуда. Иди. Ты справишься.

Лестница гудела под ногами, как басовые литавры — бом-м-м, бом-м-м, бом-м-м! Надо будет это использовать… после. Когда все увидят, когда они начнут слышать!

Сверху доносились еще какие-то звуки — тихие и мелодичные. Как будто плеск воды. Ну конечно! Проскользнув по лестнице, первое, что она должна была увидеть — кран в углу!

Бутылка со снотворным — нет, не хлороформ, гораздо лучше, только название все время вылетает из головы — бутылка в ящике. Удастся ли ее вытащить? Или придется действовать как-то по-другому? Но — как? Ничего, ничего. Мать сказала «ты справишься». Разве можно обмануть ее ожидания?

Нужно справиться. Нужно выглянуть из люка очень, очень тихо — так, чтобы та, что сумела сбежать, не заметила. Нет, она не сумела сбежать, пока она всего лишь сумела освободиться. Но если она не заметит, она не успеет ничего предпринять! Она сейчас просто не в силах оторваться от крана, из которого льется вода!

Та, которая сумела освободиться, лежала на полу возле раковины, в которую гулко хлестала вода — и не двигалась.

Она даже не дышала.

Бутылку со снотворным удалось достать без проблем. Но она не понадобилась.

— Вот видишь, как удачно вышло! — голос звучал так, словно мать улыбалась. — Она не случайно попалась тебе на глаза. Она действительно пришла к тебе сама. Она особенная. Ничего не испорчено, наоборот. Она подсказала тебе, как справиться с последними, как проводить их одновременно. Видишь, как просто? Скажи ей спасибо и сделай все, что нужно. Нежно, бережно. Она это заслужила. И она заслужила легкую смерть.

«Спасибо» прошелестело так тихо, что за шумом льющейся воды его было совсем не слышно.

Да, мама, и тебе спасибо. Ты всегда помогала — и сейчас помогла.

Пора было приниматься за работу.

* * *

— Оляля! Что это у нас тут такое? Любопытно, любопытно…

Распростертое на секционном столе тело выглядело как будто серым. Не то из-за безжалостного морговского освещения, не то из-за плохо отмытой краски. Скорее все-таки второе — не первый раз Арина на вскрытии, и никогда раньше ей трупы серыми не казались. Синеватыми — да, обычное дело. Но серыми?

К собственно аутопсии Данетотыч еще не приступил, только примеривался, осматривал, ощупывал, чуть ли не обнюхивал останки отважной журналистки Регины Андросян. Что он там такое любопытное обнаружил? Ладно, сам скажет.

— Мстислав Евстигнеевич, а…

— Вершина! — перебил тот. — Мы с тобой уже сколько лет плечом к плечу? Ладно, стесняешься меня Даннетотычем называть, хоть Федотычем зови, чего язык ломать?

— Ну…