Увертюра

— Виталь, я сейчас вымою, — Арина втянула голову под одеяло. Да, она свинюшка, Виталик позаботился, ужин ей теплый приготовил, а она даже посуду за собой не помыла! Но можно еще хоть минуточку побыть в сонном, теплом, мягком, безмятежном.

Дребезг умолк, но тут же возобновился.

— Ну солнышко, ну еще минуточку!

Выглянув наружу, Арина приоткрыла один глаз.

Никакого Виталика, ни с кастрюлькой, ни без, рядом не было. В щель неплотно задернутых штор лилось солнце. Солнце?! На темной столешнице обозначился длинный желтый треугольник, и прямо в середине заливался истошной трелью ее собственный телефон. Умолк — и опять задребезжал. Зачем она выбрала этот звук, ужас! «Старый телефон», видите ли!

— Ну? Чего? — буркнула она в трубку, даже не взглянув, кто звонит.

— Вершина, ты где? — спросила трубка голосом Киреева. Отвратительно бодрым голосом.

— Я? Кажется, дома… Ой! — Арина взглянула на часы. — Киреев, я проспала!

— Ну проспала так проспала, чего ж теперь. У тебя ж рабочий день не нормированный.

— Ты это Чайнику скажи, — она неловко, одной рукой, натягивала джинсы.

— Сама скажешь. Я, собственно, чего звоню. Машину профессоршину вроде бы нашли. В Ладоге.

— В Ладоге? В какой из? Странно, — забормотала она, не очень спросонья понимая, что вообще говорит. — Может, и правда кто-то покататься решил. Далековато для случайного угонщика, но с ними не угадаешь.

— В Ладоге, Вершина, — перебил Киреев. — В Ладоге — это значит, в Ладожском озере. В воде. Ферштейн?

— Господи!

— Погоди ты вздрагивать. Салон, насколько можно с берега разглядеть, пустой.

— Погоди, так ее еще не достали? Откуда такая уверенность, что это машина Мирры Михайловны?

— Ну так марка, цвет, сроки. Три дня назад, пацаны клянутся, там ничего не было. Думаешь, таких «рено» в розыске до фига? Да еще фигня какая-то за ветровым стеклом бултыхается.

— Скрипичный ключ? — Арина вспомнила, как Евгений Васильевич описывал машину.

— Сам не видел, но вроде того.

— Столкнул кто-то или сама съехала?

— Кто ж ее знает. Но место там не так чтобы опасное, так что я сказал бы, что «рено» специально с берега столкнули. Чтоб глаза не мозолила. Так-то ее могли до будущей весны не найти, а то и вовсе… Могло ведь и течением утащить. Нам просто повезло: пацаны местные порыбачить решили. Я думаю, на самом деле искупаться, но они не признаются. Но про пустой салон говорят очень уверенно. Не то с берега разглядели, не то ныряли.

— Ныряли? Они что, моржи?

— Они просто пацаны, которые, подозреваю, до ледостава купаться лезут. Твердят, что машина пустая.

— Может, там в багажнике труп той неуловимой девушки, что жертв выманивала? Типа маньяк избавился от помощницы?

— Все может быть, Вершина. В том числе и труп. Но не факт, что именно девушки.

— Даже если там нет трупа, улик скорее всего тоже нет, смыло все.

— Ну кто его знает. Даже в сгоревших машинах что-то, сама знаешь, находят, а тут вода. Кстати, почему он ее не сжег? Ну или она.

— Поймаешь — спросим. А пока надо водолазов вызывать, машину вытаскивать, обследовать…

Кастрюлька из-под вчерашнего борща так и скучала в раковине. Арина только вздохнула — не до того. Зато до комитета добралась в какое-то немыслимо рекордное время.

И водолазов Чайник подписал. Без восторга, впрочем:

— Ты понимаешь, Вершина, сколько это стоит? У тебя полет фантазии, а мне за фонды отчитываться. Что там с этой машиной, что ты там найти собираешься?

— Петр Ильич! Похищены два человека, один из них — ребенок! Десятилетняя девочка! А вы говорите фонды.

— Так это той консерваторской дамочки машина?

— Да.

— Думаешь, раз у всех жертв нотные имена, то и профессорша эта — из того же ряда? — он поморщился. — Да и не все, одна же Ольга вроде?

Арина воззрилась на начальника так, словно он принялся пускать изо рта огненные фонтаны — и заодно жонглировать собственными ботинками, для вящего эффекта. Чайник — тупица, это всем известно, он не мог догадаться про ноты! Но, получается, догадался? Значит — не тупица?

— Ольгу все называли Лялей, — угрюмо сообщила она, — у нее даже на униформе не Ольга, а Ляля значилось.

— Ладно, пусть все. Чего ты на меня, как баран на новые ворота, уставилась? Не тебя одну в музыкальную школу водили. Ну ноты, и что? Тоже мне, основание для следственных действий!

Она выдохнула почти облегченно. Все-таки тупица. Или… Кто там сказал, что ум не имеет отношения к образованности? Если дурак получит университетский диплом, умным он не станет, станет дураком с университетским дипломом. Нет-нет, Чайник — далеко не дурак, это ясно. Дураки стремительных карьер не делают. В аппаратных играх Чайник — виртуоз. Но почему же так и кажется, что он — тупица? Савельев вон — редкостный зануда, но даже злейший враг его тупицей не назовет. Потому что профессионал. А в чем профессионал Чайник (даже звучит смешно)? В аппаратных играх? Интересная, должно быть, профессия — карьерист…

— А может, без водолазов обойдешься? — почти жалобно спросил профессиональный карьерист. — Нет, ясно, что машину поднимать надо, но пусть тамошние подсуетятся?