Увязнуть в паутине

Тот кивнул. Не то, чтобы уже давно, но когда все собрались месяц назад в небольшом зальчике архитектурной уродины на Лазенковской — уже знал. Поскольку верил Врубел., утверждавшему, что никто из участников расстановки не был бы склонен совершить убийство, поскольку такой поступок уничтожает порядок. А расстановка срабатывает исключительно потому, что ее участники стремятся к порядку. Поскольку именно она более всего выигрывала от смерти собственного мужа — и в жизненном, и в эмоциональном, и в финансовом смыслах. Поскольку во время убийства смотрела по телевизору фильм, который — как Шацкий выяснил — показывали днем ранее. Поскольку слышала, как ее сын в своей комнате играет в гонки, а Бартек резался в Call of Duty. А звуки пулеметной стрельбы, гранатных взрывов и стоны умирающих невозможно спутать с ревом автомобильных двигателей. Сплошные тебе улики. Немного интуиции. Запомненное предложение: «если уж речь идет о том, кто хороший, а кто плохой — то почти всегда случается наоборот». Ну и щекотание в голове, когда Рудский брал вину на себя.

— Мне показалось, что теперь, когда дело уже закрыто, необходимо перед паном объясниться.

Шацкий все так же ничего не говорил. Ему не хотелось.

— Не знаю, любил ли пан когда-нибудь. По-настоящему. Если да — тогда пан счастливчик. Если нет — тогда ужасно пану завидую, ведь перед вами — возможно — величайшее в жизни приключение. Пан понимает, о чем я говорю? Это как с книгами. Клёво было прочитать «Мастера и Маргариту» в средней школе, только меня от зависти всю скручивает при мысли, что имеются взрослые, которым только предстоит открыть эту книгу. Иногда я задумываюсь: как бы оно было, прочитать Булгакова впервые? Ну ладно, это неважно. В любом случае, если пан хочет ответить «не знаю», это значит, что пан еще не любил.

Любопытно, подумал Шацкий, именно это я бы и сказал, если бы захотелось ответить. Он пожал плечами.

— А я любила. Мне было двадцать пять, когда я познакомилась и полюбила, взаимно, Камиля Сосновского. Он был на три года моложе. Сейчас мне страшно смешно и подумать, что я спать не могла из-за разницы в возрасте. Я страшно боялась, что эти три года все испортят. Все время боялась, что испортит что-то другое, что все это невозможно, что такие вещи попросту не случаются. Нет смысла все это пану описывать, это состояние описать невозможно. Но пан должен знать, что прошло почти что два десятка лет, а я могу тщательно описать каждое мгновение нашего знакомства и повторить каждое высказанное между нами слово. Прекрасно помню, какие книжки я тогда читала, какие видела фильмы. Каждую мельчайшую подробность.

Женщина закурила следующую сигарету. У Шацкого желания курить не было.

— А вы знаете, что тогда он ждал меня? В тот самый день, когда к нему пришли? Мы договорились вместе поужинать. Он должен был что-нибудь сварганить поесть, я же должна была притащить чего-нибудь выпить и «варшавский деликатес». Пан помнит такой? Какао-масса с вафельной крошкой в средине, немного похоже на «сказочный» шоколад из ассорти Веделя.[148] Понятное дело, все было завернуто в пергамент с надписью «заменяющая упаковка». Наша волшебная сласть. У кого-то есть «песни», а у нас был — десерт. Когда я прибежала, вне себя от счастья, они уже были там. Я стучала-стучала, только никто не открывал. Я постояла час, может два, только он не приходил. Я вернулась домой, звонила каждые полчаса. До меня дошло, что явно что-то случилось, и ему пришлось выехать с родителями и сестрой, но, тем не менее, звонила и ходила. Когда однажды позвонила, трубку сняла Ханя. Все остальное пан может представить. Самым паршивым было осознание того, что он был там все время, они были все это время и издевались над ним. Если бы мне, идиотке, пришло в голову сообщить в полицию… все могло быть иначе.

Все-таки Шацкий закурил. А что ему еще оставалось делать? Вот не мог он со всем сердцем воспринять всю эту мелодраму.

— Каким-то образом, я умерла вместе с ним. Хенрик все время был при мне. Ласковый, сочувствующий, понимающий, готовый все простить. Мне он был безразличен, но он имелся. Я привыкла к нему. Вышла за него замуж. Очень быстро забеременела. Родилась Кася и я стала жить ради нее. Потом Бартек. Бывало то лучше, то хуже. Ну, семейная жизнь. Со смертью Каси все кончилось. Мне стыдно, если бы мне было дано воскресить только одного человека — я воскресила бы Камиля. А потом появился его отец — будь он проклят — со своей правдой и со своей справедливостью. Как бы мне хотелось, чтобы тот день никогда не наступал.

Женщина закурила следующую сигарету, в небольшом помещении было полно дыма. Вместе с тяжкой жарой вынести эту смесь было невозможно.