Увидеть больше

настаивал певец. Будем, как дети, опять согласился ансамбль. Голоса звучали не бог весть как, почти гнусаво. Нашли артистов. Жанна осушила свой бокал до дна. Вдруг достала из сумочки бумажную салфетку, стала сморкаться. Будем, как дети! Что они знают про детей? Какая у них жизнь, какая перед ними неизвестность? Как им может быть страшно? Как страшно за них, с ними? Скомкала использованную салфетку, достала другую. Неделю назад она дозвонилась до сына, до этого больше месяца ни телефон, ни электронный адрес не отзывались, уже сходила с ума. Оказалось, у него нечем было оплачивать интернет, телефон отключили. Так совпало, в банке сократили штат, долго искал работу. Искала. Все, что было, пришлось тратить на препараты, они там дороже всего, операция дешевле. До Жанны не сразу дошло: он несколько месяцев принимал препараты, гормональные, решил на самом деле стать женщиной. Ты понимаешь, о чем я? Не понимаешь? Ты не можешь этого понять. Не просто наряжаться — изменить пол. На самом деле. То есть сделать настоящую операцию, все там изрезать, исполосовать… о-о-ой, нельзя этого даже представить. Но внешность уже изменилась. Вот, достала из сумочки цветную фотографию, распечатанную на принтере. Белокурая красотка — ну, красотка, это на чей вкус, мужские черты проступают, но есть ведь женщины с мужскими чертами, лицо чистое. Волосы настоящие, длинные, разве что крашеные. Рассказывала, какой ураган застал ее однажды на улице: сережки в ушах встали дыбом. Так ты косыночку надевай! — вырвалось у Жанны. Что делать, надо было смириться, принять, перестроить что-то в самой себе. У кого-то она прочла, что неудовлетворенность такого рода у молодых людей бывает чревата самоубийством. Уж пусть хоть не самоубийство. Он сказал по телефону: я счастлива… Сказала.

Будем, как дети, жить надо проще…

На лбу гитариста вдруг вспыхнуло красное пятно, стало расплываться, мясистая помидорная мякоть струями потекла вниз, на левую бровь, закрыла глаз, он смахнул ее кистью руки, игру, однако, не останавливал:

Новые игры, жизнь не взаправду,
Смерть не взаправду, чтобы не плакать…

Еще один маринованный помидор расплылся на светлой блузе певца, в щеку ударника шмякнулось, как в старых кинокомедиях, кремовое пирожное. Лилипуты из-за своего стола приветствовали каждое попадание восторженным воплем. Правильно! Так их! — поддержала Жанна. Гнать этих гнусавых идиотов! Зачерпнула с блюдца оставшуюся горсть орехов, швырнула в сторону сцены, не добросила. На возвышение взбежал кривоногий большеголовый коротышка в пионерском галстуке, стал, подпрыгивая, сдергивать с певца микрофон, росту не хватало. Тот долго не сопротивлялся, сам помог, отдал микрофон, отошел с гитарой в сторону, продолжая, однако, играть. Теперь запел лилипут, голос его был немногим мелодичней, то ли дискант, то ли высокий тенор:

Будем, как дети, жить надо смело,
Детское дело — бунт против правил…

Лилипуты откликнулись приветственными криками, стали один за другим выбегать на сцену. Короткие штанишки, юбочки, толстые ноги уродцев, лица — сморщенные плоды, одновременно детские и стариковские. Что они делают? — с испугом смотрела Рита. Она все-таки тоже слегка опьянела. Почему эти большие мужики сразу уступили?

Время сломалось, жизнь непонятна,
Стыд — дело взрослых, дети бесстыдны.
Пусть отдыхают, мы будем править.

Наконец, Рита впервые за вечер оглянулась. Занятые своим разговором и происходящим на сцене, они не заметили, что зал позади них успел наполниться публикой. В ресторане давали представление «Маленькие великаны». Высокорослые музыканты были, очевидно, из той же труппы. Жанна подергивала плечами, вместе с другими подчиняясь подмывающему ритму.

Новое время, пищи хватает.
Мы поиграем, пусть нас накормят,
Дайте нам кашки, дайте нам соску…