Увидеть лицо

По дороге его взгляд рассеянно обмахнул большое пыльное зеркало, висевшее в коридоре. Он привез его из дома — Кольке оно было без надобности, и он отдал его без препирательств. Жора очень редко вытирал с него пыль, и зеркало казалось покрытым густым туманом, и он разглядел в нем лишь свой смутный силуэт, и остановился, внезапно почувствовав что-то, похожее на угрызения совести. Всетаки, оно принадлежало его матери.

Держа чашку в одной руке, Жора включил тусклую лампу, затянутую фестонами застарелой паутины, потом провел ладонью по стеклу, оставив в пыли широкую неровную серебристую дорожку, и застыл, потрясенно глядя на свое отражение. Он слишком давно не смотрелся в зеркала, и теперь никак не мог узнать этого человека, который смотрел на него из сияющей глубины, окаймленной махровой пылью, — человека, чьи глаза за стеклами линз казались огромными. Кожа на лице выглядела обвисшей, несвежей, старой. Волосы, отступившие со лба и висков, были слипшимися, сальными. Горькие складки в уголках поджатых губ говорили об абсолютном одиночестве, и тоска в глазах из частой гостьи давно стала постоянной жительницей. Нос на худом лице походил на клюв пожилого больного грифа. Футболка, когда-то белая, а теперь приобретшая желтоватый оттенок, была испещрена пятнами и в двух местах прожжена. Из разошедшегося шва свисали хвосты ниток. Чашка подрагивала в костлявой руке, и по ее стенке медленно ползла горячая кофейная капля.

Жора сглотнул, потом потрясенно приоткрыл рот, и незнакомый человек в зеркале сделал то же самое, словно дразнясь. Нет, это не мог быть он! И все же это был он — Георгий Вершинин, два дня назад в полном уединении под компьютерное бормотание отпраздновавший свой сорок шестой день рождения, Георгий Вершинин, которого поздравила только лишь интернетовская служба рассылок "Мэйл ру", прислав ему электронную открытку с английским бульдогом, держащим в лапе кружку пива.

Сжав губы еще сильнее, он отступил назад, потом вдруг с жалобным воем швырнул чашку прямо в зеркало, и чашка хлынула во все стороны осколками и брызгами кофе, и по неповрежденному стеклу поползли темные потеки, словно смывая жуткое, жалко дрожащее отражение. Жора прижался к стене, потом сполз на пол и заплакал, уронив голову и обхватив руками острые колени. Он плакал долго. Большая часть жизни осталась позади, пустая, бессмысленная, мертвенная. В ней не было ни друзей, ни любимой, ни детей, ни праздников, ни задушевных разговоров, ни подлунных улыбок, ни настоящего дела, ни уюта, ни переживаний, ни радости. Уже много лет никто не спрашивал у него, как дела, не интересовался здоровьем, не допытывался, как у него на личном фронте, и разговаривал и пил пиво он с полузнакомыми людьми, с которыми пересекался по работе, и им было совершенно наплевать, как у него дела, равно как и самому Жоре было наплевать на их дела. Все это время занимал один лишь только компьютер. Вся жизнь состояла из компьютера. Может, он, Жора, и впрямь некая программа? Мааленькая такая, примитивная, архаичная программа, которую в один прекрасный день просто деинсталируют и сразу же о ней забудут?!

Программа…

Жора поднял голову и яростно вытер ладонью мокрое покрасневшее лицо. У него появилось назойливое ощущение, что он упустил нечто очень важное. Это было связано со снами…

Да нет же!

С людьми, которые приходили к нему…

Какие люди?! К нему много лет никто не приходил!

Зеркало. Если смотришь в зеркало, нужно понимать…

Понимать что?!

Бред!

И все же…

Он посмотрел на испачканное зеркало, на осколки и кофейную лужицу на полу, потом поднялся и побрел в комнату. Постепенно его шаг убыстрялся, и до компьютерного стола он уже добежал — добежал и плюхнулся в свое любимое вращающееся кресло, и тотчас ему стало намного легче. Жора закрыл все программы, потом уже хотел нажать на ярлык своих обожаемых четвертых "Героев", как вдруг в его голове возник весьма важный вопрос. Он убрал руку с "мышки" и, вцепившись себе в волосы, чуть ли не ткнулся лицом в монитор.

Он родился в восемьдесят пя-том, сейчас ему сорок шесть и, соответственно, на дворе — две тысячи тридцать первый год — разве не так? Почему же он собирается играть в четвертых "Героев"? Разве с тех пор игра так и не изменилась, не усовершенствовалась? "Герои" должны быть как минимум десятые! Но их не существует, иначе он, фанат, непременно бы их достал. Или появилась бы некая суперновая и суперсовершенная стратегичка, но ее он был достал тоже! Как так?! А на машине стоят миллениумовские "винды"… Но если сейчас тридцать первый год, то почему он установил себе такую архаику? Должна быть целая куча новых оболочек! И уж конечно должна быть совершенно другая техника. Компьютеры устаревают очень быстро. Программное обеспечение постоянно совершенствуется, и уж больше, чем за четверть века… Нет, не может быть, чтобы сейчас был две тысячи тридцать первый! Никак! От силы десятый!

Но ему сорок шесть лет!

Значит, он родился не в восемьдесят пя-том!

Да? А в каком же, интересно? Уж что-что, а дату своего рождения он помнит — не совсем еще дошел!