Увидеть Мензоберранзан и умереть

— По моему, я только этим и занимаюсь, — но поняв, что только что сдерзила, Ника добавила. — Я не могу всю работу взвалить на сестру Терезию. Все сестры, что должны дежурить здесь, готовят обитель к торжествам. Мы с сестрой Терезией остались совсем одни. Понимаешь? Но, я обещаю, что буду приходить к тебе, на хоры, каждую свободную минутку.

— Сегодня, после вечерней службы, сможешь?

Ника медлила с ответом, накладывая новую порцию каши в чистую деревянную миску. После вечерней службы, она торопилась в скрипторий. В тишине монастырской библиотеки, просматривая догматические труды древних философов и святых учителей, читая их бегло по диагонали, уже привыкнув к изломанному готическому письму, надеялась она отыскать имя Зуффа. И сестра Режина, уже давно не показываясь в скриптории, не отвлекала ее. Ника просмотрела только четверть книг библиотеки и потому ей не хотелось бы терять ни одного вечера. Медля с ответом сестре Изабелле, она испытывала досаду на то, что была так не осторожна в своем желании разнообразить праздничное песнопения и так подставилась. Но и отказать самоотверженной Изабелле у нее не хватало решимости.

— Да… я постараюсь прийти… — пообещала Ника, не глядя на нее.

На следующее утро, не выспавшуюся Нику, после завтрака, у дверей трапезной, опять поджидала Изабелла, поскольку Нике удалось потихоньку проскользнуть мимо нее сразу после утренней службы. Вчера вечером, она, конечно, так и не попала в скрипторий, а, в конец, измученная Изабеллой, едва добралась до своей хижины, в непроглядных осенних потемках.

— Сейчас, после службы, матушка настоятельница терпеливо выслушала меня, — поравнявшись с ней проговорила Изабелла. — Она отпускает тебя на все эти дни, освобождая от работы в больничном корпусе. Теперь ты будешь приходить ко мне на распевки после утренней службы и обеденного часа, — и вздохнув, добавила, сокрушенно качая головой. — Зато вечером я должна буду нести послушание на кухне — варить черничное варенье.

Ника сдержала улыбку: либо настоятельница обязала Изабеллу к этому послушанию потому, что именно у нее, почему-то, получалось самое лучшее варенье из ягод, либо потому, что бы немного по умерить пыл сестры, готовой ради музыки горы свернуть. Так ли обстояло дело с вареньем, но, что касается музыки, Изабелла была очень требовательна, выказывая себя иногда настоящим тираном, как это было вчера вечером, когда она совершенно позабыла о времени. Нике настолько трудно доставались эти спевки так, что она мечтала вернуться в больничный корпус к тихой сестре Терезии, которую в последнее время почти не видела, и покладистым больным. Все же, она находила силы приходить в скрипторий, правда, иногда, она просыпаясь, обнаруживала, что лежит головой на раскрытом фолианте и светильник давно уже погас, а в высокие окна светит стареющий месяц. Тогда, при его свете, она ставила книгу на место и выходила на крыльцо, где снимала фонарь, висящий в нише двери и брела к хижине Терезии, вдыхая холодные и терпкие осенние запахи увядания. Сама хозяйка лачуги уже давно спала при угасающем очаге, завернувшись в меховую полость. Ника добиралась до своей лежанки, бессмысленно глядя на, оставленный для нее Терезией, поджаренный хлеб и повидло и едва закрывшись шкурой, тут же проваливалась в сон, в котором сестра Изабелла недовольно выговаривала ей о том, что ее голос не достигает нужной чистоты и наверное уже никогда его не достигнет и, что сестра привратница, с ее вечно простуженным голосом, споет лучше, чем она, Ника. До празднеств оставалось три дня. В саду монахини сгребали листья. В бочке с дождевой водой плавали яблоки.

Положение дел в монастыре было таково, что сестра Изабелла распустила свой маленький хор, сказав, что теперь они соберутся на утренней праздничной службе. В обитель начали прибывать гости, так что, потребовалось все напряжение небольшой общины сестер. Нужно было разместить и знатных паломников и нищих пилигримов, прошедших нелегкий путь, крестьян из дальних деревень и горожан из близлежащих городов. Монастырь уже не вмещал все прибывающих гостей, а потому его сосед, деревня Окуневая заводь, привычно начала принимать их у себя. Ника слышала, что не только деревенская гостиница, трактир и каждый дом в деревне были переполнены постояльцами, но и сеновалы и конюшни в каждом дворе.

Больница тоже была переполнена, непонятно каким образом, добравшимися до монастыря убогими калеками с невероятными увечьями и нищими, покрытыми страшными язвами, или неизлечимо больными. Все они, мужественно, тратя последние жизненные силы, преодолевали трудности пути, чтобы попасть на праздник Асклепия, надеясь на то, что святой, как всегда, явит в эти дни чудеса исцеления и, может быть, крохи этих чудес перепадут и на них. А, что подобные чудеса случались, Нике много и охотно рассказывали сестры в длинные ночные дежурства в больничном корпусе.