Увидеть весь мир в крупице песка…

Мы вдвоём в моей палатке лежим на раскладушках, курим махру в самокрутках и беседуем. Края палатки задраны наверх и закреплены верёвками, чтобы не закрывали пространство. Вокруг царит тишина. Все, кто были у костра, разбрелись по палаткам на ночлег. Полярная звезда высоко в небе прямо над нашими изголовьями исторгает свой вечный серебристый свет. И вообще весь небосклон высвечен звёздами, а море и степь, словно зачарованные яркими брызгами звёзд, замерли в удивлении – стоит тишина.

– Когда я вырвался из Гулага,– заговорил Василий Анисимович Бернадский,– прежде всего я поехал в Москву к друзьям. А потом записался на приём к Александру Трифоновичу Твардовскому. Стихи мои ему передали раньше. Его заинтересовало стихотворение «Судили тройкой катапультой».

Я вошёл к нему в кабинет. Что бросилось в глаза? – это его жёлтое лицо. Среднего роста человек доброжелательно поздоровался со мной. Достал из сейфа коньяк, наполнил рюмки.

– Я ознакомился с Вашими стихами и готов принять участие в их публикации,– сказал он.– Но должен Вас предостеречь. Обязан это сделать. Готовы ли Вы после всех Ваших испытаний оказаться вновь там, откуда только что освободились? Подумайте…

– И ты знаешь,– сказал с некоторым сожалением Бернадский,– я не решился. А Солженицын решился, и стал в одночасье знаменитым. Не думалось мне тогда, что жизнь в стране повернётся так круто. А оказаться снова там, откуда еле вышел – не был готов, духом своим. Воздухом ещё не надышался.

…Я предпочёл слушать Бернадского и не задавать вопросов, тем более что тема была серьёзная по своей жизненной драматичности. Я спросил только один раз:– Сколько Вы в общей сложности находились в заточении?

– Тринадцать лет,– ответил он.

Из сумбурных рассказов Василия Анисимовича я узнал следующее.

Началась его каторжная жизнь с ареста, когда он служил в армии… Из Печорского Гулага их небольшая группа устроила побег – цель была: попасть на фронт. Готовились тщательно. Пережаривали пшено с постным маслом – это была основная пища. По пути один из них умер от болезни. Схоронили в безлюдном лесу. При подходе к железно-дорожной станции нарвались на патруль – при обстреле ещё один беглец был убит. Бернадский тогда был ранен. Пуля застряла в паху. Извлекли её в тюремной санчасти.

Однажды его поместили к уголовным уркам. Но он, войдя в камеру, проявил смекалку – начал читать с пафосом стихотворение «Босяки» воровской романтики, – которое накануне сочинил. Произвёл благоприятное впечатление. Позднее Бернадский у себя в редакции газеты «Вечерняя Алма-Ата» с гордостью говорил: – Меня на каторге произвели в «почётного вора в законе» только без права голоса. Но о ворах, если серьёзно, отзывался очень некорректно: – это не люди, а звери, они беспощадно жестоки, не достойны уважения.

Однажды был свидетелем лагерного бунта, когда зеки убивали друг друга, тогда и ему «самому» пришлось «уложить» человека, но как он говорил: «это было ничтожнейшее существо».

Освободился Василий Анисимович в начале 60-х годов из Карлага. В Алма-Ате ему нельзя было проживать, поэтому поселился у знакомых в посёлке Фабричный. Вскоре ему «из тех мест» доставили мешок с его рукописями. Но многие стихи в заточении ему приходилось заучивать, не записывая. В Карлаге в последнее время он выступал на подмостках тюремной сцены. Сохранилась фотография.

В редакции газеты «Вечерняя Алма-Ата» он сотрудничал со дня её образования. Жить было негде, приходилось ночевать на работе, спать на столах. Бернадский единственный заведующий отделом – беспартийный.

– Потом я ещё раз ездил в Москву, повидался с друзьями.– Об одном из них рассказывает:

–Интересный человек, кандидат наук, а билетов в электричке принципиально не берёт.

Жена его говорит, что он на штрафах уже израсходовался больше чем стоят проездные билеты…

…Светает. Из другой палатки выходит Баскарма. Подошёл к затухшему костру. Развёл огонь. Погремел флягой. Подошёл к нашей палатке: – Василий Анисимович, вставайте, пойдёмте к костру, попробуем брагу – влияет или не влияет?

Так начался новый день для всех нас, а не только для «Аниса» Бернадского, – праздный день.

… С Бернадским я впервые увиделся в 1962 году, когда приехал из армии в отпуск, хотя заочно уже знал о нём. Тогда он читал нам с женой свои стихи в кафе «Шолпан». Дело в том, что его старенькая мать жила тогда у брата моей жены, она «водилась» с его дочкой Майей. Позднее жена выслала мне в часть одно из первых его стихотворений, опубликованных в газете. Оно называлось « Мажоры»:

«…Просто видится взору,

Просто верится мне-

Невесомые горы

Пики тянут к луне,

Отражаясь в заливах

Самых ласковых глаз…

Рядом город счастливых,

Ожидающий нас…»

Коллеги:

(разговоры у костра)

Тема: «Кто как приходит домой пьяный?»

Поэт Бернадский:

– Мой хороший приятель Павел Петрович Косенко – писатель,