Увлеки меня в сумерки (ЛП)

— Перестаньте разыгрывать один и тот же козырь. Это чертовски раздражает меня.

— Ты ходишь на цыпочках вокруг ее чувств, делаешь то же самое со мной.

— Оставьте нас, — потребовала Фелиция.

Брэм открыл рот, чтобы возразить, и она перебила его.

— Прекрати все, что ты собираешься сказать. Мы знаем, чего ты хочешь. Это вопрос должны решить мы.

Брэм впился взглядом в нее, а затем хмуро посмотрел на Харстгрова.

— Хорошо. Остальные прикинут, сможем ли мы вытащить Матиаса и спасти Тайнана. Герцог, ты останешься здесь. Пока ты носишь ее отпечаток, тебя никто не должен видеть. Мы вернемся через несколько часов.

С этими словами Брэм захлопнул дверь. Один вид напряжения иссяк, но Фелиция почувствовала еще один спазм в животе, сексуальный.

— Значит, клятва не сработала?

Она хотела уточнить этот момент, прежде чем они произнесли еще хоть одно слово.

— Что-то случилось. Моя подпись недостаточно изменилась, но ты уверена, что Шок не лгал. Если его знания точны…

— Можно ли предположить, что у нас есть другие источники, которые могли бы подтвердить его слова?

— Нет, до тех пор, пока Сабэль не найдет что-то в книгах Мерлина.

— Я помогу ей искать.

— Независимо от того, что вы найдете, эти слова изменили меня.

Его пальцы сжались на ее плечах, и темные глаза пронзили девушку, одновременно серьезные и требовательные.

— Как и все волшебники, я не интересуюсь ни одной женщиной, кроме моей пары.

Он не лгал. Он занимался каким-то половым актом с другой женщиной, потому что его вид требовал энергии, которую она отказалась ему дать. Она не оставила ему выбора, но от осознания того факта, что он пошел к другой, не сказав ей, было больно. Странная смесь ярости, вины, боли и желания затопила ее грудь. Слезы жгли глаза, как кислота. Она проглотила их.

— Я поставила тебя в ужасное положение.

Ее голос дрожал, и она ненавидела, что не могла его контролировать.

— Прости меня. Я разрушила твою жизнь…

— Остановись. — Харстгров притянул ее ближе. — Я именно там, где хочу быть. Я бы не пожелал ни о чем из этого, кроме Матиаса, рисующего мишень на твоей спине. Я знаю, что ты любишь Мейсона…

Но она не любила. Фелиция прикусила губу. Рассказав Харстгрову правду, она поможет снять часть вины, которую он испытал, делая все, чтобы спасти ее.

— Он… любит меня, — прошептала она.

Харстгров уронил руку и отступил.

— Я знаю.

Она потянулась, схватила его за рукав. Даже это маленькое прикосновение пронеслось сквозь нее ошеломляющим жаром. Ее потребность в нем росла каждый час, и Фелиция задавалась вопросом, как долго она сможет бороться с ней.

— Он мой лучший друг, — прошептала она.

Он пристально смотрел ей в глаза, сканируя лицо.

— Ты любишь его?

Харстгров подошел ближе, и она вздрогнула.

Любовь была слишком болезненной, когда в результате кто-то уходил. Дейдра показала ей отчаяние, которое может причинить разбитое сердце. Она превратилась из яркой женщины в пустую оболочку, сломленную мучениями, ее уверенность была разрушена, здравомыслие потеряно. Ее воля к жизни была в конечном счете украдена. Фелиция не хотела переживать о Харстгрове. Но она боялась, что было слишком поздно.

Он пожертвовал многим, чтобы защитить ее, как она могла лгать?

— Я люблю его… как друга.

Она закрыла глаза, зная, что эти слова изменят все, но она обязана ему честностью.

— Я думала, что он заботился обо мне так же. Но за мгновение до того, как ты появился на нашей свадьбе, он сказал мне, что его чувства стали глубже.

Нахмурившись, Харстгров двинулся дальше в ее личное пространство.

— Зачем тебе замуж, если ты не влюблена? Ты беременна?

— Нет! Когда-нибудь я захочу создать семью, но признание Мейсона, что он любит меня, было шоком, к которому я не была готова. Я даже не была уверена, стоит ли мне продолжать церемонию.

Он провел пальцами по ее щеке, и глаза Фелиции широко раскрылись.

— Почему ты не хотела, чтобы он влюбился в тебя?

Фелиция старалась изо всех сил ответить. Говорить про Дейдру было так… болезненно.

Лично. Если открыться Харстгрову, то это еще больше сблизит их.

— Это не имеет значения. Ничто не изменит чувства Мейсона или тот факт, что мы уже предали его. Все, что мы делаем, это просто поворачиваем нож в его ране.

— Ты думаешь, что отрицание того, что между нами, не причиняет мне боль? Я думаю, от этого даже тебе больно. Ты действительно этого хочешь?

Боже, нет. В тот момент Фелиция поняла, что Мейсон все еще ее лучший друг… и ее лучшее оправдание. По правде говоря, она была слишком напугана, чтобы рисковать своим неопытным сердцем для Харстгрова. Да, теперь у него были чувства к ней. Но продержатся ли они дольше, чем чувства Алексея к Дейдре? Харстгрову было бы так легко поддаться и так трудно забыть. Зачем подписываться, чтобы разбить себе сердце? Только потому, что магия временно связала их, не гарантировало, что все, что он чувствовал, продлится, когда опасность минует.

— Прямо сейчас, — пробормотала она.