Узбекские повести

— Ваше слово — это ваше слово. — Нигора замолчала. Она хотела сказать: есть у тебя контора, там ты председатель, там и командуй, а у себя дома мы уж сами как-нибудь разберемся, придумаем, как нам быть. Ее тянуло так и сказать напрямую, но она воздержалась.

Малика, конечно, и без слов поняла, что вертится на языке у Нигоры. Она сбавила тон и попыталась свести все на шутку.

— Бедные наши женщины, как они боятся своих мужей. Да и вас, я вижу, держат в ежовых рукавицах. Надо же, какой деспот.

Нигора взглянула с удивлением, она поняла вдруг, что Малика просто не знакома с этой обыденной, такой естественной для Нигоры стороной жизни. Если бы у нее были свои дети, муж, она не рассуждала бы так наивно.

— Да неужели вы его так боитесь?

— Нет, не боюсь, — Нигора покачала головой. — Разве в боязни дело? Ведь он отец моих детей, мой муж.

Эти слова объясняли все, в них были и преданность, и верность, и, наверное, любовь. Нигора и не сумела бы растолковать свою любовь другому человеку. С Камалом они, пожалуй, и не говорили о любви, да и сама она не задумывалась, любит ли она мужа, они были связаны невидимыми, но неразрывными узами. Нигора даже забыла то время, когда представляла себе жизнь без него. Теперь ей казалось, что это всегда так было: он ее муж, а она его жена. Это ведь так естественно! Такие же нити связывали ее с детьми. Разве задумывалась она когда-нибудь о том, любит ли она своих детей? Эти чувства жили в Нигоре и не требовали словесного выражения, не нуждались в объяснении.

— Вы преклоняетесь даже перед тенью своего мужа, — со смехом сказала Малика. — Наверное, из-за таких жен, во всем потакающих мужьям, они порой необдуманно лезут на рожон. Не надо их баловать.

Это было сказано так весело и по-дружески, что Нигора тоже улыбнулась в ответ.

— Выйдете замуж, тогда и посмотрим, как вы будете баловать своего муженька.

Малике показалось, что она с разбегу налетела на стену. Ах ты, наседка! Подумаешь, мужняя жена! Как она со мной разговаривает, сверху вниз, чем хочет уязвить. Веселую улыбку как сдуло с полного красивого лица председательши.

— Ах, чтоб язык мой отсох… Не иначе, вы обиделись, апа? Не обижайтесь, я же просто так ляпнула.

В голосе Нигоры было столько искреннего сочувствия, что Малика мгновенно поняла, что эта бесхитростная женщина и не думала ее обидеть или уколоть, она по-своему, по-женски смотрит на мир и сказала спроста, от чистого сердца.

А Нигора прикусила язык и выбежала на улицу, потому что поблизости в хоре ребячьих голосов услышала голоса своих старших сыновей.

Малика машинально одергивала рубашку и штаны на маленьком Султане. Последнее время все чаще и чаще приходили ей в голову тревожные мысли: стремительно летит время, у людей кроме работы мужья и дети, а у нее все не складывается судьба. Да разве не имеет права простая женщина, вот такая, как Нигора, гордиться своей семьей, детьми, мужем, ведь эта радость достается немалым трудом, всей жизнью женщины.

В калитке появилась Нигора, одного из своих сыновей она волокла за руку, другого вела за ухо.

— Разбойники! Отец ради вас где-то жарится в пустыне! Я не знаю покоя! Как говорится, косы мои — помело, руки как кочерга… А они!

Без сомнения, дети не раз слышали эти причитания и знали их наизусть и Нигора разошлась скорее из-за наблюдавшей семейную сцену гостьи. Отпустив ухо старшего, Нигора ловко дала ему подзатыльник, на который Суван даже не обратил внимания, обрадовавшись свободе своего уха. Сиявуш тоже перестал вырываться из рук матери и теперь стоял посреди двора смирно, опустив голову. Нигора повернулась к Малике и развела руками, показывая на сыновей, дескать, вот смотрите, добрые люди, на этих разбойников и хулиганов.

Малика пошла к калитке, Нигора ее догнала и тронула за рукав.

— Вы пошли, апа-джон! Не обижайтесь на меня, пожалуйста, это глупый язык.

— Пустяки, не обращайте внимания. Но, я думаю, мы решили, вы сегодня отведете детей в детсад. Я туда сейчас зайду. — Малика ушла.

Так получилось, что Нигора лишилась возможности возразить и записала в детсад своих сыновей.

Весь день Малика была не в духе, все у нее валилось из рук, из-за незначительной неточности в ведомости расходов на выкормку шелкопряда накричала на главного бухгалтера и даже порвала бумагу, вызвала секретаря парткома и, не добившись от него ничего путного, сделала ему выговор за то, что он запустил культуру быта, приказала при раздаче шелкопряда обойти кишлак, побывать в каждом доме, посмотреть, как живут колхозники. Секретарь и не подумал возражать, на каждое слово согласно кивал головой. Устроив всем разнос, Малика под конец разозлилась и на себя и, чтобы как-то успокоиться, решила объехать дальние поля. Ни на одном полевом стане она не задерживалась, ни с кем не переговорила и в сумерках вернулась домой, чувствуя себя такой усталой, будто весь день проработала в поле.