Узбекские повести

— Я уже распорядилась, завтра привезут семена. Не теряя ни минуты, начнем пересевать. Будет туго — пришлю помощь.

— Поздно. Теперешний посев не успеет вызреть, — тихо и спокойно возразил Камал. Он не хотел вступать в спор с председательшей, но как агроном и промолчать тоже не мог.

Малика резко повернулась к Камалу, сверкнули гневом ее запавшие глаза, казалось, она хотела испепелить его взглядом.

— Ну, если вы так говорите, чего ждать от остальных? — Малика отвернулась от Камала, ее взгляд скользил по занесенной песком пашне, где вместо живой зелени хлопчатника покачивались призрачные шары перекати-поля. — Надо верить в свое дело, а? Без этого ничего не получится. Я вас не узнаю, Камал. У вас опустились руки перед трудностями, так и скажите!

От фальшивых слов Камала просто передернуло: «надо верить», «в свое дело». Могла бы и промолчать о том, чья это глупая и безнадежная затея. Надо отдать должное, Малика умела мастерски подбирать гладкие и неоспоримые слова. Особенно вдохновляла ее трибуна, на трибуне она парила: легко нанизывала, как искусная вышивальщица жемчуг на нитку, звучные высокопарные слова. Ее речи нравились руководству и доходили до дехканина, брошенные ею лозунги принимали с рукоплесканиями, ее предложения заносили в резолюции. Однако часто после того как рассеивался словесный мираж, становилось ясно, что далеко не все ее предложения приемлемы. Но впечатление уже было произведено, да и не всегда найдутся такие, как Камал, охотники разбираться и докапываться до истины. Но здесь, в пустыне, речь Малики уже не имела такой призывной силы, возможно, оттого что не было привычной трибуны, а может, оттого, что здесь слова имеют свой истинный, первоначальный смысл, ведь тут так далеко видно, не укроешься за самыми звонкими фразами.

— Главное сейчас — добиться всходов, а вырастить — вырастим. Глядишь, за считанные дни подрастут. — Заметно было, что порыв угас и Малика как бы взбадривает себя, чтобы казаться особенно жизнерадостной, бодрой и уверенной. — Я думаю, товарищи, все будет хорошо. И посеем, и вырастим, и соберем, а?

Малика дала понять, что общий разговор окончен, и обернулась к Камалу с искусной очаровательной улыбкой:

— Вы обещали показать мне в Маханкуле необыкновенно красивые места. Может, пройдемся? — Малика смело взяла Камала под руку и потянула в сторону от машины.

Парни возле стана дружно захихикали. И это умела Малика, после строгого разноса, прикрикнув и приказав, вот так разрядить обстановку, заодно и переключить внимание.

— Что это вы, апа? — спросил Камал.

— А что? — кокетливо обернулась к нему Малика. — Я вам не нравлюсь? Не нравлюсь, да? Скажите откровенно?

— Вы сегодня немного странная.

— Ну а вы, как всегда, очень рассудительны. — В голосе ее прозвучали холодные нотки. — Но я вам не завидую. Ваша рассудительность часто вредит вашему благополучию. Вы это замечали?

По тону Малики Камал чувствовал: предстоит неприятный разговор. Видимо, что-то случилось за то время, пока его не было в кишлаке, не из-за одного урагана приехала председательша. Чего ждать? Инцидент со сторожем из-за связки тутовых веток? Но это когда было? Что-нибудь в семье? Там все спокойно. В доме, где есть дети, муж с женой не держат обид. Дети заставляют их мириться. Да и Нигора не имеет привычки кому бы то ни было жаловаться на него. О нем она и слова никому не скажет. Она занята своими делами, хозяйством, детьми, ко многому в мире вообще равнодушна, возможно, потому-то и не требует к себе особого внимания. Нет, тут что-то другое, хотя, в сущности, чего ему опасаться, работает он в полную силу, как говорится, в первых рядах тружеников колхоза. Но пока Камал вспомнил о письме, Малика и сама подошла к этой теме.

— Ну, так чего же вы молчите, одноклассник, — язвительно кольнула Малика. — Расскажите и мне, как вам дорог Маханкуль, как его надо охранять. Как зеницу ока, не правда ли? Расскажите, как плохие люди хотят уничтожить этот дар природы.

Все понятно, облегченно вздохнул Камал, значит, письмо дошло до секретаря обкома и, может быть, вернулось с пометкой «разобраться», «доложить», «обосновать»…

— Расскажите, как вы жаловались на самоуправство колхозного правления, на меня…

— Я не жаловался на вас, — Камал спокойно покачал головой.

— Неужели?

— Вы очень раздражительны, апа, с вами трудно разговаривать.

— Может, мне уйти из председателей? — Малика серьезно взглянула в глаза растерявшегося Камала. Она, конечно, заранее заготовила этот неожиданный вопрос.

— Не знаю. Я вам не советчик.

— Не хотите сказать правду. Вам бы лишь критиковать. Это не так, это не то.

Камал сломил веточку тамариска, повертел в пальцах, любуясь пушистым одеянием. Все ей в тягость, нервы у нее натянуты. Доведет себя. Он отбросил сломанную веточку и посмотрел на Малику.

— Напрасно вы обижаетесь на меня, — спокойно сказал Камал, будто и не слышал ее жестких упреков, — я изложил свои соображения о судьбе Маханкуля. Я ведь имею право на это? Если он одобрит…

— А если не одобрит? — живо перебила его Малика. — Если не одобрит? Вы подумали и об этом? Вам не сносить головы.