Узел

Я озадаченно усаживаюсь на постели, охваченная мыслью о том, что только позавчера мы с ним виделись, разговаривали, а сегодня его уже нет в живых.

Потом до меня доходит смысл заданного вопроса.

— Нет же, нет! Ничего у меня с ним не было! Я его знаю так же близко, как и любого другого бизнесмена, имеющего хоть какое-то отношение к моей конторе. Его подрядчики реконструировали несколько объектов Мосгорнаследия. Да, он подбивал ко мне клинья. Мы виделись в пятницу…

— Позавчера?

— Да. Перед тобой. Я послала его нахрен и поехала к тебе.

— Настя, мне надо знать все. Будут поднимать связи. Если мне придется выпутывать тебя из этого дела…

— Я никуда и не впутывалась, — обрываю его, не дослушав, — не было у меня с ним никакой связи! Один раз виделась в неформальной обстановке. Вышла с работы, позвонила тебе, что опоздаю, помнишь? Заехала в «Обломов», сказала, чтобы больше не присылал мне цветов, и поехала к тебе.

Никита, изучающе глядя мне в глаза, восстанавливает в памяти озвученную цепочку событий и кивает:

— Ладно.

— Это была единственная встреча. Правда.

— Хорошая девочка, — улыбается он и целует меня в шею.

Кожа реагирует на этот легкий поцелуй волной мурашек. Придвигаясь чуть ближе, я обнимаю его за плечи, но Леднёв лишь коротко целует меня и отстраняется.

Вижу знакомое выражение в его серо-зеленых глазах: ему никуда не хочется уходить, сейчас он бы с удовольствием опрокинул меня на спину. Или усадил на себя. Или…

О, я готова принять его в любой позе, в какой ему захочется меня взять.

— Есть что-нибудь еще, что мне стоит узнать? — мягко усмехаясь, спрашивает Никита и сжимает мою ладонь в своих руках. — Сразу говори.

— Есть. Я не делала аборт. Тогда. Я потеряла ребенка, но я не делала аборт, — на одном дыхании выдаю заготовленную речь.

Слова, много лет сидевшие внутри мертвым грузом.

Слова, от которых у меня уже саднит горло.

— Ты просто должен это знать. Я бы никогда не избавилась от твоего ребенка. Никогда в жизни. У меня и мысли такой не было.

Прошлое снова тисками сжимает сердце — Леднёв сжимает мою руку.

Мне больно, но я молчу. Ему сейчас, наверное, больнее.

Чувствую на себе его жгучий взгляд, но не смотрю ему в лицо. Не могу.

— Тогда какого хера! — орет он.

— А вот это самый сложный вопрос… — Проклятые слезы. — Все было не так… — Проклятая в голосе дрожь.

Наконец, он отпускает мою ладонь, с усилием вздыхает. Очень тяжело и медленно.

Господи, не представляю, как ему дается этот вздох.

— Климова, я тебя обожаю, — говорит без особой любви в голосе. — Выдать мне такое за минуту до ухода. С добрым утром, Никита.

— Я должна была тебе сказать. Наверное, это больше надо уже мне, чем тебе. Это все, что ты сейчас должен знать. Об остальном… о боли, страданиях, о чем ты там хотел слышать… потом… или никогда… не знаю, — почти шепчу.

— В ту секунду, когда я буквально стою на пороге. Когда у меня нет времени что-то выяснять. Хотя правильно. Придушить-то я тебя тоже не успею.

— Можно я не буду провожать тебя до двери, — пытаюсь пошутить.

— Нельзя. Привыкай быть приличной женщиной. Я тебе не Филя, — без тени насмешки в голосе сообщает он и уходит в прихожую одеваться.

— О-о-о, долго же я ждала, когда ты это скажешь. — Сползаю с кровати и, завернувшись в одеяло, иду за ним.

— Я еще не раз это скажу, поверь.

— Не сомневаюсь, — тоже пытаюсь шутить, но знаю, что так и будет.

Леднёв заявит свои права на меня, утверждая их во всех ему доступных формах. Не преминёт уязвить Филей, а я, наверное, не удержусь и напомню ему о Сашеньке. Пару раз мы точно горячо разругаемся, потом так же горячо помиримся.

В общем, у нас снова серьезные отношения.

Путаясь в одеяле, подхожу к Никите. Стараюсь не смотреть в глаза, потому что не могу видеть его эмоции. Достаточно того, что кожей чувствую его состояние. Оно передается мне — дрожу от напряжения, как высоковольтный провод. Никита хочет, чтобы я проводила его, как всякая любящая женщина провожает своего мужчину. Обняла, поцеловала в губы, пожелала удачного дня.

А я не могу… не могу притронуться к нему.

Он сам. Зарывается пальцами в волосы на затылке, притягивает к себе и прижимается губами к виску.[/size]

***

Чувствую себя тем Никитой Леднёвым, от которого так старательно уходил все эти годы…

Никита

«Я не делала аборт… я потеряла ребенка, но я не делала аборт… я бы никогда не избавилась от твоего ребенка… никогда в жизни… у меня и мысли такой не было…» Слова звучат у меня в голове непрекращающимся речитативом. Они должны принести мне облегчение, — это то, что я когда-то мечтал услышать от нее, — но не приносят. Чувствую себя словно в какой-то зыби. Чувствую себя тем Никитой Леднёвым, от которого так старательно уходил все эти годы. Убегал. От того пацана. От тех серых дней, окрашенных непроходящей тоской и усталостью.

Чтобы вытащить себя из мысленной трясины, набираю Настин номер.

— Скажи, как это случилось?

Она что-то тихо говорит, может, всхлипывает.

— Как?!

Слышу ее ответ. Жму на газ, вливаясь в поток машин, и пытаюсь привести мысли в порядок.