Говорил Чак долго, почти час. Старался ничего не упустить, на Ивана Игоревича не смотрел, чтобы не сбиться. Если бы прочел на лице своего старшего друга и покровителя недоверие или насмешку, если бы почувствовал, что тот не верит, не смог бы закончить.
Когда поднял глаза на тренера, увидел, что тот смотрит сочувственно, понимающе и как-то очень участливо.
– Не верите, – с угрюмой обреченностью констатировал Чак. – Думаете, раз в дурке лежу, то псих.
– Нет, что ты, – досадливо поморщился Иван Игоревич. – Не думаю я ничего такого! Но ты же умный парень, должен понимать: все, что с тобой случилось, сильно тебя подкосило. Вот твое подсознание и выдумало это…я уж не знаю, как правильно сказать… чудовище. Я думаю, ты сердишься на сестру, с нее ведь все началось. Вот она тебе и виделась в таком обличье. – Тренер вздохнул. – Я не специалист, конечно…
– А говорите, как мой врач, – заметил Чак.
Иван Игоревич смешался, но поспешил взять себя в руки.
– Ты знаешь, какие фокусы с нами психика может выкидывать, на что мы способны! Особенно в стрессовой ситуации. Я как-то читал, у одной женщины ребенок под машину попал – автобус ему на ногу, что ли, наехал. Так она подскочила и приподняла его! Вместе с пассажирами!
– Я ничего такого не делал. – Чак уже жалел, что взялся откровенничать.
– Транспорт ты не поднимал. Но ты – бессознательно, конечно! – выдумал то, чего не было, чтобы защитить себя, спасти.
Наверняка после того разговора Иван Игоревич обсудил все с лечащим врачом Чака, потому что тот нет-нет да затрагивал вопрос о том, как изменилась Тася, что Чак чувствовал к ней и прочее в том же духе.
Но, в общем, жизнь в клинике была, в каком-то смысле, спокойнее, чем последние месяцы дома. Лекарства притупляли боль от потери мамы, единственного родного человека, и чаще всего Чаку удавалось поспать.
Но все же ночи пугали – и Чаку было, чего бояться. Он видел тени, что плясали в углу палаты, и ждал, что однажды они сплетутся в клубок и превратятся в злобную демоницу.
Врачи полагали, что Чак не помнит случившегося той ночью, но это было не так. Он все прекрасно помнил – даже слишком хорошо. И понимал, что тварь, погубившая его семью, вернется.
Только на этот раз Чак будет готов.
Часть вторая
Глава первая
Миша отвел телефон от уха и взглянул на экран. Так и есть – немудрено, что он решил, будто это Илюхин городской, домашний. Отличается всего одной цифрой. Значит, звонят из соседской квартиры, и понятно уже, кому принадлежит тонкий голосок.
– Привет, Томочка.
Ее все называли только Томочкой, она даже представлялась именно так, уменьшительно-ласкательно. Была она маленькая, кукольно-милая: крупные локоны кольцами, удивленно взирающие на мир голубые глаза, короткий носик, карамельно-розовые губки. Томочка была немного моложе Ильи и Миши, работала то ли воспитательницей, то ли методистом в детском садике и жила на одной лестничной клетке с Ильей в тесной «однушке» с бабушкой и котом.
Миша познакомился с Томочкой несколько лет назад, когда Илья стал снимать квартиру. То, что она влюблена в него, было очевидно всем и каждому по тому, как затуманивались Томочкины ясные глаза, как она краснела, глядя на Илью. Правда, Илья ее чувств не разделял, но Томочка не теряла надежды.
– Ты удивишься, почему я звоню, Миш, просто…
Он по голосу слышал, как сильно она нервничает.
– Что такое, Томочка?
– Я тебя сегодня видела. Когда ты приходил. Выглянула в окно – ты к машине шел. Илюша тебе не открыл?
– А он дома был?
Миша чувствовал, что сбит с толку.
– Он и сейчас там, наверное.
– Погоди, я приеду. Поговорим с тобой. Твоя бабушка не будет сердиться?
– Она умерла полгода назад, – грустно проговорила Томочка.
Во второй раз Миша подъехал к дому Ильи около десяти вечера. Окна его квартиры выходили на другую сторону, так что он не знал, есть ли кто-то дома.
Томочка открыла дверь подъезда, едва он успел нажать нужные кнопки на домофоне, и встретила Мишу возле квартиры. Она была такая же сахарно-воздушная, как всегда, только вдобавок вибрирующая от волнения.
– Зайди сначала ко мне, – быстро сказала она, покосившись на дверь Ильи.
Девушка посторонилась, и Миша вошел.
– Чаю хочешь?
– Какой чай? – Он нетерпеливо дернул плечом. – Илья на работу не ходит, телефон отключен. Наврал мне, что в командировку едет.
Томочка прислонилась к стене.
– Командировка, как же! Связался с этой… – Она скривила губы и впервые на Мишиной памяти произнесла грубое слово: – Шлюхой.
«Сильно!» – подумал Миша.
Илья, помнится, восхищался Настей и говорил, что она «не такая».
– Ты ее видела?
– Ясное дело! Сразу поняла, что он… – Глаза Томочки наполнились слезами. – Что у него появился кто-то. Видела, как он шел вечерами на свидание. – Щеки ее порозовели. – Ты только, пожалуйста, не думай, что я за ним следила! Просто у меня окна во двор! Я случайно. Понятно было, что он к девушке. Походка совсем другая, да и вообще… А потом я их встретила.
Ревность и обида прорвались сквозь тонкий флер мнимого спокойствия.