Узелок на память (Фельетоны)

— Я на часок с делегацией отлучусь, — бросил он своему секретарю. — Поехали, — кивнул в нашу сторону.

Сам он сел в машину, а мы разместились в двух автобусах. Я и не заметила, как доехали. Моя Фрося всю дорогу тараторила с вологодскими. Про знатных доярок расспросила, а под конец и себя похвалила.

…Видала я многие передовые хозяйства. В нашем верхневолжском совхозе «Искра» была на днях. Но такого, как «Горки», еще не приводилось встречать. Бери весь, как есть, и на Всесоюзную выставку!

Приняли нас радушно, как хороших гостей. Повели хозяйство показывать. Осмотрели мы кормовую кухню, птичники, теплицы. Заходим в коровник. Тут и Фрося даже приумолкла. Холмогорки словно рисованные. Само собой — подвесная дорога, автопоилки, электродойка…

Пока Сергей Гаврилович, директор совхоза, объяснял, скотники начали задавать корм. От кукурузного силоса повеяло ароматом весеннего цветения. Фрося, а за ней и вологодские приезжие брали на ладонь густо-зеленую резку и нюхали ее. Я оглянулась. Виктор Иванович Бочаров стоял поодаль и чего-то морщился. Вдруг он звонко чихнул, вынул из нагрудного кармана батистовый платок, вытерся и, вроде оправдываясь, молвил:

— Не выношу запаха репы!

— Это, товарищ Бочаров, не репа, а кукурузный силос, — осмелился кто-то поправить высокого руководителя.

— Может быть, — нехотя согласился Виктор Иванович. — Я не агроном, а зоотехник по образованию.

Закончили мы осмотр совхоза и по пути свернули в колхоз. Приезжаем, вылезаем из автобуса и стоим в недоумении: что это, колхоз или поселок городского типа? Целые улицы новых кирпичных домов, Дворец культуры, школа, больница, столовая. И только животноводческие фермы доказывали, что это не город, а колхозное село. Но фермы тоже образцовые во всех отношениях. Тут Фросин знакомый, секретарь парткома, обращается к заместителю министра:

— Виктор Иванович, пользуясь вашим присутствием, мы очень просим вас обобщить опыт этих двух хозяйств и посоветовать, как применить его в Вологде. Порода коров у них и у нас одинаковая — холмогорская.

Бочаров замялся, на его щеках проступила краска.

— Видите ли, товарищи экскурсанты, о животноводстве в общем и целом я могу рассказать, но что касается конкретных деталей, и в частности опыта данных хозяйств, затрудняюсь… Если же говорить коротко, то молоко у коровы на языке.

Стоявшая поблизости холмогорка согласно махнула хвостом. Виктор Иванович осторожно снял пылинку с правого борта пальто и направился к выходу. В дальнем углу бык Витязь со злости боднул перегородку и тяжело загремел цепью.

Пока садились в автобус, Бочарова и след простыл. То ли неловко ему было перед нами, то ли торопился куда по делам министерства. Ехали молча. Вдруг кто-то тяжело вздохнул и проговорил с горечью:

— Вот тебе и заместитель министра, да еще по вопросам животноводства. О «Горках» все колхозники знают, а он — ни тпру, ни ну!

— Диву даюсь, — сказал человек в медвежьей дохе, — как он до выдвижения в министерство исполнял обязанности директора сельскохозяйственной выставки?

— Вот именно, исполнял обязанности, — гневно проговорил мой сосед. — Подняли человека на вышку — он и на землю перестал смотреть. Сидит, спускает директивы вниз. Наши вологодские охотники рассказывали забавный случай. Доставили они на выставку лайку сибирской породы. Чудная собачонка была, пушистая. А там ее оформили как ангорского кролика и в паспорте записали: настриги, дескать, рекордные — шесть килограммов с головы. Я принимал это за охотничий рассказ, а теперь верю, что подобное могло быть.

Тут и Фрося моя затараторила.

— Лет тридцать тому назад, когда я была еще девчонкой, — начала она, — бабка рассказывала мне сказку про Лутоню. Тот Лутоня дюже любил всех поучать, а сам в крестьянстве смысла не имел. Таскал корову пастись на крышу избы, сено кочергой косил.

— То ж необразованный был Лутоня, — не стерпела я.

— А этот ответственный! — отрезала Фрося.

И весь автобус покатился со смеху.

Вечером мы проводили вологодскую делегацию на вокзал, а сами отправились в оперетту слушать про самое заветное. Постановка нам очень понравилась. Три дня после этого Фрося напевала: «Эх, благодать!»

В четверг ходили в министерство справлять мои дела. Приходим. Коридор длинный, и все таблички, таблички на дверях. А кто ведает льном, никак узнать не можем. Спасибо машинистке, надоумила. «Есть, — говорит, — в нашем главке хороший специалист, агроном», — и провела нас до его кабинета. Запамятовала я фамилию этого человека, а толковый. Мичуринец, видать. Новатор.

Как упомянули мы с товаркой про лен, у него аж глаза загорелись. «Доходная, — говорит, — культура этот лен. Озолотить может, если умеючи повести дело. Сам я пятнадцать лет в районе со льном работал. Видел, какие доходы брали колхозы».

Жаль, что мало пришлось побеседовать с этим агрономом. Перебили нас.

Входит в кабинет приезжий с портфелем, на ногах бурки. Коренастый такой.

— Вот что, дорогой, — обращается он с ходу к агроному. — Я тут у вас в высоких инстанциях принципиально обо всем договорился. А к тебе заглянул, собственно говоря, относительно техники.