Узелок на память (Фельетоны)

Еще одна реплика. Лукавый проказничал у всех на виду. А те, кто должен был схватить его за хвост, застенчиво отводили глаза в сторону и в виде заклинания повторяли:

— Пусть Москва разбирается!

Курилка из Торжка

Данное исследование не претендует на фундаментальность. Ибо тема его глубока, и ее невозможно исчерпать, как нельзя объять необъятное или вычерпать море ложкой.

Коль скоро автор рукописи не известен широким читательским кругам, предпошлем рецензии краткую биографическую справку.

Кузьма Порфирьевич Мироедов родился в период столыпинской реакции на отрубах, в нечерноземной полосе. Двадцати пяти лет от роду он завершил высшее сельскохозяйственное образование. Потом исполнял обязанности заведующего сектором Верхне-Волжского научно-исследовательского института. 31 января 1936 года за «срыв работы сектора и нетактичное отношение к сотрудникам института» был освобожден от занимаемой должности. Коллеги дали ему благой совет: подковаться в теории и этике.

Три последующие зимы Мироедов провел в аспирантуре, после коей соискал ученую степень кандидата наук. Работал в Торжке, на Кольском полуострове, в долинах рек Чу, Амура, Даугавы и Терека… Мелькал, как парус одинокий в тумане моря голубом.

Каким-то ветром этот парус снова прибило к тихой сухопутной пристани — Торжок. Мироедов почувствовал под ногами твердую почву, огляделся и занял пост заведующего лабораторией Всесоюзного научно-исследовательского института льна.

На родине знаменитого закройщика с особенною силой проявилась творческая индивидуальность кандидата наук. Она пышно расцвела в первую же весну. Тракторные агрегаты обсеменяли безбрежные поля колхозов, а Мироедов проводил посевную в теплице. Тремя перстами он брал по одному льняному семечку и тыкал в сосуд Митчерлиха, подобный обыкновенному кухонному горшку.

Но умеючи можно поднять бурю в стакане и нарушить агротехнику в горшке. Кузьма Порфирьевич наделал столько огрехов, что из десяти семечек льна, посеянных им на «митчерлиховской ниве», взошло только одно. Да и то увяло, не успев зацвести… Ученые коллеги Мироедова — люди сверх меры тактичные, — составляя годовой отчет, очень тонко завуалировали деятельность заведующего лабораторией. «Опыты в сосудах Митчерлиха, — записали они, — оказались обесцененными в результате резко контрастного отклонения лабораторного микроклимата от такового в естественных условиях зоны произрастания льнов».

Безграничная вежливость в отношении к головотяпам хуже непротивления злу насилием! В следующую весну воодушевленный Кузьма Порфирьевич наплевал не только на микроклимат, но и на почву. Он набил сосуды Митчерлиха не черноземом, а глиною и удобрил не суперфосфатом и азотнотуковой смесью, а речным песочком. Еще год побоку!

Третья мироедовская страда принесла институту тот же валовой сбор, что и две первые. Тут уже терпение лопнуло даже у самого ученого совета. Он категорически и недвусмысленно сформулировал свою оценку в годовом отчете: «Опыты лаборатории методически не выдержаны и, по существу, являются браком».

Вняв благим советам, затворник из Торжка на следующую весну оставил тепличные условия лаборатории и вышел в поле. Хотя с большим нарушением агротехнических сроков, но посевную он все же осилил: заложил два опыта.

Отшумели майские дожди. Засверкали июньские росы. Стояли погожие солнечные дни. Колхозные льны голубым маревом разливались до самого горизонта.

А у Мироедова — опять двадцать пять. Ученая комиссия посетила его опытные площадки. Свои наблюдения она обобщила в акте: «На участке № 1 посев льна по неустановленным причинам произведен вразброс, опыт ни разу не пропалывался, сильно зарос сорняками. По опыту № 2 прошел крупный рогатый скот в количестве 83 голов, и лен будто корова языком слизнула».

Видимо, в минуту просветления, критически оценив свою деятельность за истекшие четыре года, Мироедов подал заявление с просьбой об «отчислении от работы ввиду семейных обстоятельств». Дирекция института радостно пошла ему навстречу. Однако, получив выписку из приказа, он переменил первоначальное решение и стал проситься обратно. На этот раз дирекция не уважила его просьбу. Тогда-то Мироедов и взялся за стило.

Свои незаурядные способности он проявил в эпистолярном жанре: творил в форме писем. Кстати, заметим, что в наш век многими литераторами этот жанр недооценивается, и поэтому воздаем должное Мироедову, возродившему забытую форму.

Перед нами три тома писем, приложений и объяснений к ним объемом в 1 200 страниц, или 50 учетно-издательских листов! Это — неполное, избранное собрание сочинений Мироедова.

Повествование идет от первого лица. Автор выводит сотни персонажей. Одни из них действуют от начальной до последней главы, другие появляются эпизодически. Главным и единственным положительным героем выступает сам автор.

Тема эпистолярной повести посвящена борьбе новаторства с консерватизмом. Новатор — один автор, консерваторов — легион. Действие развертывается в Торжке и переносится в Москву, на Орликов переулок, в Министерство сельского хозяйства.